Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час
— Чему ты так глупо улыбаешься? — Винко стоял около столика и подозрительно смотрел на Луку.
— Не знаю.
— И ты просто так угощаешь всех выпивкой?
Луке показалось, что его друг рассержен.
— Да, а почему бы и нет? Просто у меня хорошее настроение.
— Потому что у твоей жены целый день схватки. Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?
— Может быть. Только меня это не касается. — Луки тотчас пожалел о своих словах, хотя чувствовал, что он прав.
— А то, что чертовы сербы стоят под Дубровником, что Шибеник бомбят, тебя это тоже не касается? Лука, что с тобой происходит?
— Ничего. — Лука уткнулся в бокал.
— Я тебя не узнаю.
— Тогда ты в хорошей компании, друг мой.
— Лука, пора наконец стать взрослым!
— Давай выпьем и помолчим.
— Речь идет о твоей жене, о твоем ребенке!
— Думаешь, я не помню? Как будто мне дадут об этом забыть...
Винко посмотрел на Луку с откровенным презрением и покачал головой:
-Бисерка просила меня найти тебя и сказать, что дела плохи. Ты должен прийти в больницу. Винко развернулся, чтобы уйти.
- Винко!
- Что?
— Ничего...
Лука вдруг подумал, что Клара может умереть, и он будет свободен. Впервые за долгие годы Лука почувствовал затеплившуюся надежду. И ему не было стыдно. Нет. Он даже осмелился прошептать в полупустой стакан Дорино имя.
Его зовут Никола.
Дора светилась, словно елка в рождественский сочельник. Хоть и была еще бледной. Ее глаза блестели. Улыбка не сходила с лица. Свершилось чудо.
— Прекрасное имя для мальчика! Восхитительное, только и всего!
Вот теперь они действительно навсегда вместе. Как обещали друг другу. И даже если они нарушили клятву, какая теперь разница. Она стала его первой женщиной. Родила его первого сына. Его первая картина принадлежала ей. Теперь у нее было все.
Кроме него самого.
— Лука! Лука!
Его кто-то звал, стучал в дверь каюты. Лука проснулся не сразу — слишком много вина и надежд. Непривычное сочетание.
— Лука! Открой, сынок!
Это мог быть только Зоран, но Луке не хотелось oткрывать глаза. Не говоря уж о двери.
— Лука! Ты здесь? Лука! Открой, это очень важно!
Шум и крики не стихали. Луке пришлось встать и щ
ползти до двери.
— Привет, как дела? — Лука старался улыбаться и выглядеть радушным.
— Что ты здесь делаешь? Твоя жена в больнице. Ты должен быть рядом с ней. — Зоран стоял в дверях. Лука снова забрался на лежанку и закрыл глаза. — Лука, сынок, что случилось?
— Понятия не имею, но мне в кои-то веки хорошо.
— Конечно, ведь у тебя родилась дочь! Еще одна девочка, sine! Ты должен быть там.
— Нет...
— Но у них не все хорошо... — Голос Зорана дрогнул.
Лука открыл глаза.
— Что случилось? — Он ничем себя не выдал, но его охватило страшное и полное надежд желание.
— Клара более или менее в порядке, но малышка... Сначала она не могла дышать, затем у нее была остановка сердца... — Зоран заплакал. — Врачи не знают, сумеют ли...
— Она украла ее. Ничего удивительного. Ворованное не приносит счастья.
Внезапно Лука почувствовал в животе сильную боль. Может быть, это умирала надежда?
— Что ты такое говоришь? Кто, что украл? Лука!
— Клара похитила этого ребенка, как воровка. Она и есть самая обычная воровка. Ничем хорошим это кончиться не могло. — Лука не злился, не злорадствовал. Боль медленно путешествовала по его телу. Он протрезвел в один миг.
— Я не понимаю...
— Не бери в голову, tata, пошли в больницу. «Посмотрим на воровку и ее добычу», — мысленно добавил Лука.
На следующий день Лука добровольно вступил в армию. Через две недели был отправлен в Дубровник, где как раз шли ожесточенные военные действия.
Внутри и снаружи осажденного города семьсот хорватских военных и полицейских сражались против тридцати тысяч сербских и черногорских солдат.
ГЛАВА 36
Ранним утром третьего июля 1992 года, за день до военной операции «Тигр», целью которой хорватская армии ставила освобождение Дубровника и обеспечение нормального движения транспорта по Адриатической магистрали, Лука был ранен.
Он лежал за скалой, наблюдая в бинокль за вражеской передовой. Всё было спокойно. Внезапно раздался страшный грохот, он закричал, из ноги полилась кровь. Лука увидел кость. Потерял сознание. Времени на счет не было.
Ранним утром третьего июля 1992 года Дора проснулась, издав едва слышный крик. Часы показывали 5:20. Сытый и спокойный Никола спал рядом. Ночная рубашка Доры взмокла от пота, волосы прилипли к голове. Ей не хватало воздуха. Дора начала всхлипывать. Она хотела встать, но ноги не слушались, и пришлось снова опуститься на кровать. Положив руку на грудь, Дора медленно растирала ее. Она пыталась сделать дыхательную гимнастику, но у нее ничего не получалась: что-то отвлекало ее. Дора стала думать о том, почему так внезапно проснулась. Ей приснилось, что Лука стоял перед ней и улыбался. Но он весь был в крови. Она ничего не видела, кроме крови и его улыбающегося лица. Потом он упал на землю и больше не шевелился. Только улыбка осталась на губах.
Дора едва слышно заплакала. Легла в постель, взяла сына на руки. Малыш облизнулся и снова заснул. Самым лучшим местом на земле были для него мамины объятия.
— Лука, принц мой, мой Лука, только мой, навсегда мой, — прошептала Дора сквозь слезы, еще крепче прижав сына к себе.
Лука услышал нежный голос возле своего лица: «Ты мой спящий красавец, только мой, проснись, мой принц, только мой, я с тобой, все хорошо, проснись, посмотри на меня». Постепенно до него начали доходить другие голоса и звуки, он смущенно открыл глаза и увидел перед собой Дору. Его губы беззвучно шевелились, он не мог сказать ни слова, поэтому просто слегка улыбнулся, нерешительно поднял руку, скользнул ладонью по ее лицу, а затем коснулся длинных, темных волос, Дора едва слышно прошептала одними губами: «Мой принц, только мой».
Наконец Дора заснула. Ей ничего не снилось. Ее сон был пустыней, где не было ни света, ни воды, ни воздуха. Она хотела бы там остаться, боясь жизни, в которой они больше никогда не будут вместе. Даже во сне Дора не переставала плакать. Ее разбудило бодрое лепетание Николы. Дора поняла, что будет жить дальше.
Две недели Лука провел в переполненном госпитале в Сплите. Все шло хорошо. Ногу удалось спасти. Хотя возможно, что он теперь будет слегка хромать. Но в этом нет ничего страшного, как сказал Зоран, сжав руку Луки. Зоран смотрел на сына и не мог наглядеться. Он должен был удостовериться, что с Лукой действительно все в порядке.
