Маша Царева - Москва силиконовая
– Все, все, – прошептал он. – Ну вот видишь, какая ты молодчина!
– Я не идиотка, чтобы ты так со мной разговаривал. – Я отстранилась, нашла в сумке упаковку бумажных платков и шумно высморкалась. Это случилось со мною впервые – истерика в общественном месте. И было мне так гадко и стыдно, что хотелось немедленно уйти отсюда, сунуть голову в песок.
* * *– Мама, как ты могла?
– О чем ты, Дашенька?
– Почему ты все делаешь за моей спиной? Почему со мной не посоветовалась?
– А, ты о контракте Челси… Она боялась, ты будешь против.
– Я против. И несу за нее ответственность. Ты сама мне ее препоручила. Я сейчас главная в ее жизни, нравится тебе это или нет.
– Даша, ну что за глупая ревность? Я все понимаю, и я тебе благодарна, но… Почему нельзя дать ребенку шанс?
– Какой шанс, о чем ты, мама? Она через день прогуливает школу, потому что у нее, видите ли, репетиции! А этот так называемый продюсер ни хрена не смыслит в шоу-бизнесе! У них ничего не получится, Челси только время потеряет!
– Она так этого хочет. Она так редко мечтает о чем-то. А вдруг случится чудо?
– Мама, ну что за самообман?! Почему ты ведешь себя как маленький ребенок?!
– Не кричи на меня. Ты даже не представляешь, как мне здесь тошно одной.
– Что там у вас слышно? Как папа?
– Через две недели апелляционный суд. Если все получится, мы сразу же заберем Челси.
– Хотелось бы. Если честно, характер у нее так себе. Я тут с ней совсем расклеилась.
– Она уедет и забудет обо всем. Пойми ее, у нее был такой трудный год. Плевать на школу, пусть ребенок помечтает.
– Ну-ну. Вот увидишь, ни к чему хорошему это не приведет.
– Какая ты жестокая, Даша. В кого ты такая жестокая?
* * *Осознание собственной нужности было необходимо мне, как воздух. Я была ранима, как тринадцатилетняя прыщавая отроковица, которая пихает в лифчик вату, тайком душится маминой «Шанелью», драматически курит в форточку по вечерам, слушает Portishead и Amy Winehouse и мечтает о том, как в один прекрасный день ее полюбит Орландо Блум.
Я медленно брела по Старому Арбату, курила и плакала. И вслед мне удивленно смотрели готы с отечными выбеленными лицами, седоволосые уличные художники крутили пальцами у виска, а какой-то розовощекий иностранец без спросу щелкнул меня своей мыльницей, при этом подняв вверх большой палец и жизнерадостно воскликнув, что я – воплощение грустной славянской красоты.
Никогда в жизни мне не было так тоскливо.
В середине Арбата я купила в палатке хот-дог, заветренный, резиновый на вкус, обильно полила его горчицей, потом присела прямо на тротуар и без аппетита медленно сжевала, а прохожие поглядывали на меня с равнодушной брезгливостью – такая гримаса весьма популярна в Москве. Мне хотелось опуститься на самое дно, и, сидя на пыльном тротуаре, в черной отглаженной юбке и белой рубашке, я чувствовала себя гармонично, эта серая пыль, эта прогорклая сосиска в клеклом тесте были так созвучны моему настроению. Жаль, нельзя было остаться здесь навсегда – раствориться в ярмарочном ритме этой улицы, самой стать ее пылью, иногда кружиться на ветру, пачкая начищенные ботинки прохожих, а иногда оборачиваться склизкой грязью, прибитой к тротуару дождем. Но, во-первых, я понимала, что это всего лишь инфантильно-романтический бред, а во-вторых, в мою сторону уже начали косо поглядывать два упитанных молоденьких милиционера, так что я предпочла, хоть и не без сожаления, ретироваться.
В таком состоянии мне нельзя было идти домой. Челси все бы мгновенно поняла и как коварный энергетический вампир насладилась бы моей апатией.
И я отправилась в офис Романовича.
Я вовсе не была уверена в том, что поступлю правильно, явившись к нему зареванной и растрепанной, но все-таки он – мой мужчина, его прямая обязанность вытирать мои сопли в случае необходимости, подставлять плечо, утешать и расслаблять.
По дороге я купила в аптеке термальную воду и глазные капли, маскирующие красные прожилки в белках. В вестибюле кое-как привела себя в порядок – побрызгала термальной водой волосы и собрала их в аккуратный пучок, мазнула лицо детским кремом, сбрызнула виски туалетной водой Agent Provocateur.
– Даша? – он удивился так, словно я была привидением, а не женщиной, которая минимум три раза в неделю будила его нежным утренним минетом.
– Привет, – я невозмутимо улыбнулась, чмокнула его в щеку, уселась в кресло и попросила чаю.
Романович зашелестел страницами ежедневника.
– Мы разве договаривались?
– Нет. Я шла мимо и решила заглянуть. Не волнуйся, я на десять минут. Просто захотела тебя увидеть.
– Но что с тобой такое? Где ты была? – он смотрел на меня как-то хмуро и подозрительно.
– А что? Плохо выгляжу?… Вообще-то у меня и правда неважное настроение. Честно говоря, надеялась, что ты его поднимешь. Слушай, а может быть, отменим все твои дела и сбежим?
– Даш… Ты что, под кайфом?
– Съедим где-нибудь по пицце, потом купим вина или даже черного рома, завалимся в постель и посмотрим все части «Властелина колец».
Он посмотрел на часы, его тонкие губы сжались в прямую линию.
– Сейчас половина четвертого. У меня еще пять консультаций. Даш, я вообще не понимаю, как ты можешь так со мной поступать?
– Как? – Я почувствовала, как новая порция слез готовится прорвать шлюзы. – Что я сделала не так? Пришла к тебе без предупреждения, нарушила твой безупречный график? Посмела предложить тебе какое-то хулиганство? Что?
– Посмотри на себя. Как ты выглядишь. Это мой офис. У меня, между прочим, репутация.
– Да иди ты в жопу со своей репутацией! – Меня наконец прорвало. – Мне плохо, понятно?! Может быть, у меня депрессия? Почему нельзя повести себя по-человечески?
– У меня нет времени разбираться с твоими истериками, – в его голосе появились стальные нотки. – Даша, ты мне понравилась прежде всего своей сдержанностью, ты похожа на голливудских красавиц сороковых – строга, но мягка. И даже чулки носишь, и жемчужные гвоздики, и меховые горжетки, как они. И вместе с тем… В тебе был огонь, непосредственность… Ты была так не похожа на всех женщин, которых я знал. И вот теперь ни с того ни с сего ведешь себя как любая из них.
– Но я же не робот! Я живая женщина, и у меня, если хочешь знать, куча проблем!!
– И поэтому ты явилась в мой офис в блузке с пыльным воротничком, мятой юбке и потеками грязи на лице? – хладнокровно уточнил он. В тот момент я так его ненавидела, что была готова убить. – А ты подумала о том, что я здесь не один? У меня есть партнеры, инвесторы, и все они знают, что ты – моя женщина, и все сейчас сплетничают по своим кабинетам.
– Ладно, – выдохнула я. – Ты выиграл. Я ухожу.
