Ольга Арсентьева - Влюбленный Дед Мороз
— Мне пора на пенсию, — вернувшись на свое место, сказал Александр Васильевич Лилии. — Я стал слишком самоуверен. Я возомнил себя непогрешимым и беспристрастным. Я решил, что в точности знаю, что и кому нужно для счастья.
Он говорил совершенно спокойно, безо всякой рисовки, но и без особой горечи. Он просто констатировал факт. Лилии, во все глаза смотревшей на него, показалось, что в голосе его присутствует даже некоторое облегчение.
— Пора дать дорогу молодым, — продолжал Александр Васильевич и сжал под столом Лилину руку, отчего ее щеки вмиг покраснели, а сама она похорошела и помолодела, что и было замечено не только Олегом, но и некоторыми другими гостями.
— Да вот хотя бы ему, — Александр Васильевич кивнул в сторону стажера, исполнявшего роль герцога Бэкингема и которому в этот момент Олеся положила голову на плечо.
— Хороший мальчик. Способный. Терпеливый. И не заносчивый. А это в нашем деле самое главное.
— И что же вы будете делать на пенсии? — спросила Лилия, глядя на Александра Васильевича сияющими, полными радостного ожидания глазами.
— То же, что и раньше, — рисовать картины, — усмехнулся тот и налил себе и ей еще шампанского. — Картины получаются у меня лучше…
— Вы не правы, — с жаром возразила Лилия, — вы стольким людям сегодня подарили счастье…
— Временное, Лилия, временное счастье. В этом мире нет ничего постоянного.
— Но кое-что, все же, остается…
— Да. Кое-что остается.
Александр Васильевич движением пальца подозвал к себе белокурого «герцога». Тот мягко, но решительно высвободился из цепких Олесиных ручек и почтительно приблизился.
Александр Васильевич что-то шепнул ему на ухо. Бэкингем выпрямился. На его красивом лице сверкнула живая, неподдельная радость. Александр Васильевич щелкнул пальцами, поймал из воздуха серебристый посох и вручил преемнику. Молодой человек с глубоким поклоном принял его.
Лилия обвела глазами стол. Никто из шумно веселящихся, поглощающих поросенка с хреном гостей, по-видимому, не заметил происходящего. Никто, кроме двух других стажеров, которые при виде сверкнувшего в воздухе и мгновенно исчезнувшего посоха вздрогнули, впились взглядами в счастливого избранника, но тут же снова покорно опустили головы.
— Что, вот так просто? — поразилась Лилия. — Безо всяких там церемоний, поздравительных речей, вручения диплома и подписания различных бумаг?
— Это все нам без надобности, — возразил Александр Васильевич.
* * *— И больше мне здесь делать нечего, — сказал бывший Дед Мороз.
Но Лилия не испугалась и не расстроилась, потому что он по-прежнему держал ее за руку.
— Совсем нечего? — спросила Лилия, впервые в жизни удивившись собственной смелости.
— Почти, — отозвался Александр Васильевич.
— Сегодня все получили свои подарки. Все получили то, чего они хотели. И вы, Лилия, тоже.
— Да. Вы выполнили мое желание, и теперь Петров…
— Теперь Петров сидит у вас, на вашей клубной кухне, и моя дочь собственными руками накладывает ему в тарелку салат оливье. Может, они выйдут к остальным гостям, а может, и нет. Но желание ваше исполнено, не так ли?
— Да. Я вам очень благодарна.
— Стало быть, все довольны? И вы?
— Э… да. Конечно. Все довольны. И я.
— Мне как Деду Морозу новогодний подарок не полагался, — продолжал Александр Васильевич. — Мало того, я не имел права в новогоднюю ночь заниматься личными делами и получать какое бы то ни было удовольствие лично для себя…
— Вот как? — удивилась Лилия. — А, теперь я понимаю, отчего так обрадовался ваш молодой коллега. Помимо высокой должности, он получил возможность на законных основаниях отказать Олесе.
— Как я уже говорил, вы очень умная и проницательная женщина, — улыбнулся Александр Васильевич. — Ну а поскольку с этой минуты я уже не Дед Мороз, а обычный вольный художник, то… — Он сделал паузу.
Лилия замерла.
— …я тоже могу рассчитывать на новогодний подарок, — закончил Александр Васильевич свою мысль.
— А, — сказала Лилия совершенно спокойным тоном. — И что же вы хотите лично для себя?
— Я бы не отказался от чашечки чая. Натурального цейлонского, крупнолистового. Без сахара. Но если нашлись бы сливки, не слишком густые, но и не так чтобы совсем жидкие…
Лилия машинально коснулась рукой левой стороны груди. Орхидея по-прежнему была на месте. «Ну хоть что-то останется мне на память о сегодняшнем вечере, — подумала она. — Хоть что-то. Хотя бы на память».
— Хорошо, — тихо сказала она, поднимаясь, — сейчас пойду на кухню и сделаю.
Но Александр Васильевич удержал ее.
— Это еще не все.
— Неужели? Что же еще?
— Этот чай я хотел бы выпить не здесь, а в угловой квартире второго этажа дома номер десять, что по Большому проспекту, — тут Александр Васильевич назвал точный Лилин адрес. — И желательно наедине с очаровательной хозяйкой.
Лилия не была бы настоящей женщиной, если бы согласилась сразу. В то время как все у нее внутри ликовало и кричало: «Да! Конечно! Наконец-то!» — внешне она осталась спокойна и только слегка порозовела и опустила густейшие ресницы.
— «Очаровательная», надо же! — произнесла она тихо. — Кому вы это говорите? В «умную и проницательную» я еще могла бы поверить, но в «очаровательную»… Этот комплимент опоздал лет эдак на… Впрочем… Вы знаете, сколько мне лет?
— Знаю, — кивнул Александр Васильевич, весело сверкнув глазами. — Намного меньше, чем мне.
— Ну… хорошо, — несколько растерялась Лилия. — Но вы назвали меня красивой, а я и тридцать лет назад не была красавицей…
— Я не сказал «красивой», я сказал «очаровательной». Не пытайтесь меня убедить, что не понимаете разницы между этими двумя словами!
— Не буду пытаться, — сдалась Лилия.
Лукавить с ним оказалось бесполезно.
Он ждал ее ответа. А если она по кокетству, легкомыслию или иной какой бабьей дури будет продолжать в том же духе, он просто встанет и уйдет. Возможно, навсегда. Скорее всего, навсегда.
У Лилии, хотя она и сделала всего один глоток шампанского, изрядно зашумело в голове.
«Ты мечтала встретить настоящего мужчину — ты встретила его. Самого настоящего. Более настоящего просто не бывает.
И этот мужчина, по крайней мере в данный момент, расположен познакомиться с тобой поближе.
Ух! Даже страшно! Никогда бы не подумала, что, когда исполняется самое заветное, давнее, потаенное желание, бывает не только невыразимо радостно, но и тревожно!»
Александр Васильевич поднялся и молча протянул ей руку.
