Пламя - Елена Сокол
– Да. Вот, смотри. – Он закатал рукав рубашки и показал ей руку. – Когда я проходил комиссию, меня чуть не завернули из-за этих шрамов на запястье. Психиатр думал, мне в дурку надо: решил, что это следы от лезвий – типа я хотел вскрыть себе вены. Мне с трудом удалось доказать, что это окалины от сварки. Я начал подрабатывать еще в старших классах: после занятий возился с тачками в гараже. Когда варишь днище, искры падают прямо в рукава – отсюда и шрамы. Я бы не пережил, если бы мне не дали допуск.
– И ты ни разу не жалел?
– Сейчас у меня отметины по всему телу, но я все еще не жалею. Это мое призвание. – Он пожал плечами. – Так бывает.
– А в тот раз? – Ее большие глаза отливали янтарем на солнце. – Когда ты спас Льва.
Никита сделал глубокий вдох, затем резко выдохнул.
– Будешь мороженое?
– Давай, – кивнула Даша, кажется, слегка разочарованная его уходом от ответа.
Плахов взял в лотке эскимо для нее и бутылку газировки для себя. Отдал ей мороженое, сделал глоток холодного напитка и ответил со вздохом:
– Если бы сейчас все повторилось, я поступил бы также. Ты не думаешь в этот момент, просто действуешь на автомате. – Никита сделал еще глоток. – Сначала оглушительный взрыв, затем сверху полетели огненные обломки. Это все, что я помню. Ну и еще как накрыл собой Царева. И потом боль. И пламя, пожирающее плоть даже через боевку. – Он посмотрел на девушку и улыбнулся. – И все. Я отключился.
– А потом?
– А потом очнулся в больнице.
Видимо, изображать беззаботность у него получалось плохо, потому что Даша продолжала хмуриться, глядя на него. Она даже про мороженое забыла.
– И все?
– Все.
– А честно?
Никита шумно выдохнул.
– Да не люблю я это вспоминать. Обезболивающее, перевязки, таблетки, потом физио и куча другой фигни. Много-много месяцев. Но главное, что все позади.
– Ты боишься, что такое еще повторится? – как-то по-доброму и даже наивно спросила девушка.
– Да, доктор! Боюсь! – отшутился он. Затем, пройдя с десяток шагов, покачал головой. – Поэтому я и сказал, что с моей работой лучше не заводить никаких отношений. Каждую смену бывает что-то опасное. Или сложное. Или ужасное. Или тяжелое. Бывает, и от этого никуда не деться. Но кто-то же должен делать эту работу, правильно?
– Ты спасаешь жизни.
– Это да. – Плахов посмотрел на нее с удивлением. И как у нее получилось проникнуть так глубоко? Вытянуть из него столь многое. – Но не всегда хорошие. Представь только, на прошлой смене я спас из огня мужика. Тот никак не хотел отпускать свой чертов рюкзак. Думаю, ну и хрен с ним. Но, оказавшись на воздухе, он вместо того, чтобы дать осмотреть себя медикам, припустил вдоль улицы. Как позже оказалось – вор. И я помог ему вынести награбленное!
– Серьезно? – рассмеялась девушка.
– Хорошо, что за такое не шьют соучастие!
Они смеялись, Даша ела свое мороженое, а Никита думал: и как же так получилось? Он искал секс без отношений, и теперь у него отношения без секса. Ну, ни хрена себе…
– Простите, пожалуйста! А вы не сделаете фото? – вдруг обратилась она к прохожему и протянула телефон. – Сможете?
– Наверное, смогу, – с сомнением ответил пожилой дедуля.
– Просто закат сегодня такой красивый, – объяснила она Никите. Затем вложила в сухонькую руку старика свой смартфон. – Вот тут нажмете, ладно?
– Ладно, – прокряхтел тот. – Готовы?
– Да, – ответила Даша, встав поближе к Никите.
– Улыбаться обязательно? – шепнул Плахов.
– Конечно! – толкнула она его плечом.
– Ненавижу это, – обняв ее за талию, процедил он.
– Знаю, – засмеялась Даша.
Старичок нацеливался, а Никита улыбался, приказывая своему мозгу заткнуться. Пытаясь заставить тело успокоиться. И все спрашивая себя, что же он на самом деле здесь делает. Рядом с этой девушкой. У них ведь нет поводов для прогулок, а он не водит подружек в парки и не угощает мороженым. Друзья тоже так не делают и не проводят вечера вдвоем – ну, или это не выглядит столь романтично.
Черт, какого лешего ты вообще делаешь, Плахов?
– Готово! – скрипучим голосом сказал старик и вернул телефон.
– Спасибо вам, – махнула Даша.
И проводив его взглядами, они оба посмотрели на экран.
– Что за…
– Не может быть! Ах-ха-ха!
Даша уже хохотала, схватившись за локоть Никиты, когда тот только дал себе волю и начал смеяться – все звонче и громче. Вскоре они уже вдвоем сгибались от смеха и рыдали, не в силах успокоиться. Селфи! Он сделал селфи! И вместо их фотографии на экране красовался снимок подслеповатого дедули.
– Это шикарно! Боже, это шикарно! – утирал слезы Плахов.
– Он такой милый на этом фото, – хихикала Даша, все также держа его под руку, словно это было таким же естественным, как просто идти рядом и смотреть на закат. – Согласись, это даже лучше, чем обычный снимок!
– О, да. Я его ни на что не променяю. Эта фотка для меня теперь как символ – чего, еще сам не понял, но она легендарная, правда!
– Старики бывают такими забавными, – проговорила Даша. – Твои бабушка с дедушкой еще живы?
А Никита просто рад был тому, что они уже идут дальше, а она все еще держится за него. Он боялся сделать что-то, что заставит ее отпустить его руку.
– Да. Мы созваниваемся. Редко, но все же. Пока я лежал в больнице, они меня навещали – приехали специально из Новгорода.
– Это здорово. А я жалею, что не общалась с бабушкой Зоей. Очень переживаю из-за этого. У них с мамой отношения были не очень. – Даша усмехнулась. – У моей мамы и с ее мамой-то не очень. Но я теперь понимаю, что нужно навещать бабушку Катю почаще, пока она еще жива. Время – самое ценное, что у нас есть.
– Из того, что я успел услышать о твоей матери, она… сложная личность, да?
– Ох, – нервно вздохнула девушка. – Не то слово. Мама воспитывала меня удобной и молчаливой. С детства заставляла испытывать чувство вины буквально за все. Сейчас она отрицает это и жутко оскорбляется, если припомнить случаи, где причиняла мне боль и была жестока. Я уверена, что мама никогда не откажется от возможности трепать мне нервы, такой уж у нее нрав, она питается эмоциями. И знаешь? – Даша выстрелила в него взглядом своих красивых карих глаз. – Перестав с ней общаться, я почувствовала, что абсолютно счастлива. Никто не критикует, не указывает. Ей сейчас кажется, что она наказывает меня игнором, но это лучшее время в моей жизни, Никита.
Так вот как оно может
