Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
Настя выпускает мою ладонь и та безвольно падает на стол. Мы обе с удивлением смотрим на мои красные пальцы.
- Извини, я даже не поняла, как сделала тебе больно.
- Ничего, - отвечаю я, - я все равно сделала больнее.
Мы молчим. Потерянные, пустые как две выпотрошенные рыбины.
- Римм, - тянет Настя, но я поднимаю руку, чтобы та остановилась. Чтобы она ни сказала, я не справлюсь. Меня просто разорвет.
- Ладно, - соглашается подруга. – Давай тогда закажем пожрать, я так нервничала перед разговором, что кусок в горло не лез. Даже от вида еды было тошно.
Официант успевает принести нам крепкий турецкий кофе и разбавленный ромашковый чай, когда в кафе вваливается Вика. Она счастливо машет нам свободной рукой, той которой не нужно прижимать к себе маленького Сережу.
- Девочки, помирились? Ну и хорошо, а то по-другому плохо.
Настя забирает из Викиных рук сына и пока тот что-то рассказывает на своем языке, подруга успевает выдать новость, ради которой собрала нас вместе:
- Девочки, извините, что опоздала, я это… беременна.
Она плюхается на стул и заливается счастливым смехом. Хохочет так громко, так искренне, что я улыбаюсь вместе с ней. И Настя и даже Сережа, который с обожанием смотрит на маму и подхватывает ее красивый, хрустальный смех.
- Девочки, я ведь уже смирилась, что никогда, что Бог и так сделал мне подарок. Даже два, сына и мужа. Мы даже не высчитывали, не ждали, просто… любили друг друга. А потом вот, - она кладет ладонь на плоский живот, бережно оглаживает большим пальцем ткань рубашки. - Две полоски, одно сердечко, мой малыш. Вы простите, что я так сумбурно, я просто… не могу иначе! Девочки, я такая счастливая, что хочу кричать об этом всему миру! Я ведь даже не думала, не надеялась. Девочки, я так сильно люблю своего Сережу, я даже не знала, что кого-то можно так сильно любить. Девочки… девочки, почему вы плачете?
Вика, наконец, замолкает и обеспокоенно смотрит на меня и Настю.
- От счастья, - всхлипываю я.
И почти не вру. Потому что и от счастья тоже. Но не только от него.
Вика щебечет как птичка. О сыне Сереженьке, о муже Сережке, о том, что и второго своего малыша назвала бы Сережей, потому что лучше имени в мире нет.
- Девочки, это будет очень глупо, да? Ну, вот если два Сережи подряд.
- Ну что ты, - смеется Настя и пускает в голое пузо Сергея младшего (или среднего) пузыри. Тот хохочет в ответ и тянет ее за волосы пухлой рукой.
- А вообще, с чего ты решила, что будет мальчик? – Спрашиваю довольную Вику. Беременных подруг, ну, кроме нее, у меня не было, и до недавнего времени я понятия не имела про все эти приметы и гадания по форме живота. И хоть Настя уверяла, что это антинаучно, Вика не сдавалась.
- Знаю и все. Меня на соленое тянет, а с девочками обычно на сладкое. И красоты не убавилось ни на граммулечку, а девочки у мамы красоту пьют.
- ну, так рассуждать, милая моя, то я тоже беременна, двойняшками и обе девчонки. – Кивает Настя. – Я такой уродиной давно не была, на работе аврал, так что я не высыпаюсь и вечно с серым лицом. Еще после отпуска желудок себе сорвала и до сих пор то не могу восстановиться, похудела, так что теперь меня и ущипнуть не за что.
В подтверждение своих слов Настя поддевает пальцем резинку на брюках, мол, вот как они на мне теперь болтаются.
- А вообще, - добавляет наша любимая язва, - лучше бы ему и впрямь пацаном родиться, Сергей Третий звучит лучше чем какая-нибудь Сергияна. Или Сергилла. Римм, скажи, а?
Подруга смеется, тыча меня локтем в бок, но я не реагирую. Тупо смотрю в окно. На высокого и до умопомрачения красивого парня, который ой как неосторожно перебегает дорогу на красный, и, помахав рукой водителю, чудом его не сбившему, торопится к нам в кафе.
- Римм, ты где зависла? Ой, это что, Никита?!
Конечно, это он. Никто другой не додумался бы прийти на нашу с Настей встречу. Мысленно закатываю глаза к небу и умоляю будильнику прозвенеть. Потому что такое не может происходить наяву, а значит, мне давно пора проснуться.
Но вместо этого смотрю, как Савранский целует Настю в макушку, как она лупит его своими маленькими, но сильными кулачками по животу, приговаривая, что матери нужно звонить чаще. Под конец Никита картинно падает на пол, раскинув руки, и под Викин и Сережкин смех поднимается обратно.
Я же говорю, похоже на бредовый сон при высокой температуре.
- Никита, а ты как сюда… - спрашивает Вика, и отчего-то робеет. Опускает глаза в стол, но даже так заметно, что ее щеки покрылись румянцем.
Ну вот, она еще ничего не спросила, а нам всем уже стало неловко. И градус этой неловкости растет, когда Савранский садится на диванчик рядом и, приобняв меня за талию, подтягивает к себе. Всем нам очень не по себе, одному Никите нормально.
Чувствую, как вслед за Викой, у меня краснеет лицо, и стараюсь не смотреть на Настю. Одно дело знать, другое видеть собственными глазами. Подбираюсь, и стараюсь мягко увести ладонь Никиты в сторону. Позволить гладить себя вот так по бедру – немыслимо. Но еще хуже демонстративно откинуть руку Никиты и прочитать ему нотацию о манерах. И хоть Настя сосредоточена на Сережке, уверена, ей сейчас очень неприятно.
Из-за возраста и типично мужской твердокожести, Никита не понимает, насколько все это неуместно. Даже голос его ни на тон не поменялся, он по-прежнему весел и полон оптимизма:
- Вика, - говорит Савранский, - понимаешь, я думал, что вы с маман заклевали мою бедную Римму. Она знаешь, какая нежная? Ее обидеть может каждый! И когда кое-кто не ответил на звонки, я решил, что пора спасать любимую.
За столом повисла красноречивая тишина. Даже Сережа наконец замолчал. И пока я глотала ртом воздух, пытаясь понять, сказал это Никита на самом деле или я до сих пор сплю, Настя решила добить меня окончательно:
- А в целом, - задумчиво тянет она, продолжая мять вилкой десерт, - молодой любовник это не только секс марафоны до самого утра, это еще и краснеть, когда он что-нибудь не то ляпнет. Никита, котик мой, ты что, дурачок?
Глава 36
Савранский улыбается в ответ, широко и искренне - от уха до уха. Со стороны кажется, что ему вообще все происходящее нормально, и что он наслаждается беседой, пока я еложу на стуле и мечтаю, чтобы все скорее закончилось.
- Я, мамуля, отрабатываю отцовскую генетику. Но вы скажите, если я мешаю, я вот, себе компанию поинтересней найду. Вик, дай Серого, я с ним погуляю, пока вы нам, красивым холостым мужчинам все кости перемоете?
Он встает с диванчика и подхватывает у ошалевшей Вики курточку и шапочку сына. Пока Настя держит Сережу на руках, Никита обувает того в кроссовки, и когда с одеванием покончено, уводит малыша на улицу. Перед этим, чтобы нам и правда было кому мыть кости, Никита целует меня в нос и шепчет что-то из серии:
«Будут обижать – зови».
Первое что говорит Настя, когда ее сын, наконец, уходит из кафе:
- Слава Богу, это больше не моя проблема.
И очень красноречиво смотрит в мою сторону.
А я? А я завороженно наблюдаю за тем, как большой мужчина выгуливает под руку крохотного, похожего на пупса, мальчика. И не слышу ни голосов подруг, ни бряцанья посуды, ни звона дверного колокольчика, полностью завороженная этой картиной. Никита был бы великолепным отцом. Таким, о котором может мечтать каждый ребенок. Он обожает детей, потому что сам еще не до конца повзрослел, и дети чувствуют эту связь, а потому сами тянутся к Никите. Савранский что-то рассказывает Сережке, тот слушает внимательно, кивает и даже отвечает на своем, на детском, не сводя с большого дяди очарованного взгляда. Они ходят по мокрым после дождя тропинкам, кормят голубей семечками, катаются на карусели, пока Сережка не начинает захлебываться от смеха. Они счастливы.
А я… умираю. Потому что мне очень больно видеть все это и понимать – со мной Никита никогда не станет папой. Другом, любовником, мужем, да кем угодно, вот только не отцом. И ладно бы он не хотел, но ведь нет, хочет! Мечтает о большой семье и трех дочках, он ведь мне сам говорил! О трех нежных девочках, которых будет наряжать в пышные платья, потому что они его принцессы, и учить хуку с левой, потому что каждая принцесса должна уметь за себя постоять.
