Трудно удержать - Бромберг Кристи
– Точно так же, как и ты.
– Что? – удивленно спрашивает Леннокс. – Да ты с ума сошел.
Но когда она поднимает на меня полные слез глаза, я понимаю – мои слова что-то значат для нее.
– Вполне нормально желать, чтобы толпа ревела. Нормально время от времени бросаться во все тяжкие и быть эгоистом. Здесь нечего стыдиться. Работа в «КСМ» принадлежит тебе, но не совсем. Так сделай так, чтобы она принадлежала тебе полностью. Найди то, что необходимо, чтобы завести толпу. А до тех пор, дорогая, ты всегда будешь чем-то недовольна.
Леннокс смотрит на меня и впервые с начала этого разговора искренне улыбается.
– Кто же знал, что Раш Маккензи – философ.
– Едва ли.
Она тянется, чтобы подарить мне поцелуй и пробудить те части меня, которые обычно остаются в спячке.
– Ты дал мне куда больше, чем думаешь, профессор Маккензи. Раньше я бывала на сцене. В центре внимания. Знаю, насколько очаровательными могут казаться подобные моменты. Так что не уверена, что хочу этого. – Последнее предложение выходит не громче шепота. – О чем это я? Ах да, – хихикает Леннокс. Господи, какая же она милая. – Ты подарил мне несколько оргазмов, огромное количество вина… и возможность сбежать. А теперь еще и слова, которые мне так нужно было услышать.
– А еще я подарил тебе закат.
– Да. Подарил, – соглашается она, рассеянно скользя пальцами по моему животу.
И мы не двигаемся с места, пока солнце не садится и его краски не перестают плясать по небу, уступив место звездам.
Глава 31. Леннокс
Сокеана дует прохладный утренний ветерок. Это тот промежуток утра, когда море и небо кажутся одинаково серыми и невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое.
Я, завернувшись по пояс в одеяло, сижу на широкой кровати в роскошном пляжном домике, который снял Раш, и почему-то волнуюсь. Мне следовало бы спокойно спать у него под боком, но именно когда я оглядываюсь через плечо и окидываю Раша взглядом, причина моего волнения становится очевидной.
Он.
Раш.
Один только его вид заставляет мое сердце биться быстрее, а желудок скручиваться узлом. То же случилось и при нашей первой встрече, но теперь все по-другому. Это должно было притупиться – черт, да в большинстве случаев я остываю уже после первого свидания, – но с Рашем чувства только становятся сильнее.
Спала ли я с мужчиной в одной кровати? Конечно. Хотела ли я этого? Не особо. Я не любительница нежностей или пустых разговоров. Мне не нравится, когда меня заставляют быть тем, кем я не являюсь, – девушкой, что благодарна парню за то, что он выбрал ее.
Это полнейшая чушь.
Это парню стоит благодарить меня… Тем не менее, смотря на Раша, я чувствую именно это. Я… много чего чувствую.
Вещи, которые не в силах осознать. Которые и не хочу осознавать, потому что они вообще не должны были появиться.
И все же, возвращая взгляд к океану, я ощущаю себя… расслабленной. Оцененной. Желанной. Услышанной. Странная комбинация и в то же время – именно то, в чем я нуждалась.
– Эй, – раздается сонный голос Раша, когда он кладет руку мне на поясницу.
– Доброе утро, – бормочу я, обернувшись через плечо. На его лице видны следы от подушки, а щетина стала темнее, но именно глаза Раша – морщинки в уголках, ясность, которая типична для только проснувшегося человека, – приводят меня в восхищение.
– Хорошо спала?
– Лучше некуда.
– Что ты делаешь? Еще же так рано.
– Наслаждаюсь умиротворением. Мне нечасто выпадает шанс просто посидеть.
– Понимаю.
Я снова поворачиваюсь к прибою, грохот которого доносится через открытые французские двери нашей спальни на втором этаже.
– Так вся эта шумиха вокруг американских машин оказалась оправданной?
– Да. Но ничто не сравнится с прекрасной американкой у меня между ног.
– Кажется, мне стоит на это обидеться, – оборачиваюсь я, вскинув бровь, но Раш лишь игриво усмехается.
– Совсем нет, дорогая, – отвечает он и замолкает, скользя пальцами по ямочкам на моей пояснице. – Разве от вида не захватает дух? – Он поправляет подушку так, чтобы присесть и насладиться видом. – Обожаю восходы.
Я уже собираюсь ответить, но сжимаю губы, потому что вспоминаю прошлую ночь. Никто никогда не дарил мне закат. Бог ты мой. Неужели я и правда сказала это? Неужели вино, секс и шоколад превратили меня в слащавую открытку с «Холлмарк»? [12]
Я морщусь и надеюсь, что Раш пребывал в таком же настроении, хотя прекрасно знаю, что это не так. Он произнес речь о толпе и короне, которая тронула меня настолько, что мне даже приснился нелепый сон о том, как я катаюсь по стадиону в какой-то дурацкой колеснице, а толпа аплодирует всякий раз, когда я поднимаю свою корону.
Раш играет с моим разумом.
Вопрос лишь в том, что я собираюсь с этим делать. Ведь, хочу я это признавать или нет, мне нравятся наши отношения. Я еще никогда не впадала в панику и не держала на расстоянии мужчин, которые становились слишком навязчивыми.
Уверена, однажды это произойдет.
Обязано произойти.
– Джонни рассказал, что ты потеряла мать. Не возражаешь, если спрошу, сколько тебе тогда было?
Я не должна удивляться прямолинейности Раша, но он все же застает меня врасплох. Многие избегают подобных тем, но когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть ему в глаза, то не вижу в них ничего, кроме сочувствия.
– Мне было тринадцать.
– Мне жаль.
– Не стоит. – Я как всегда отделываюсь легким пожиманием плеч. – Это было давно.
– Давно или нет, это все еще безумно ранит. Я потерял свою, когда мне было пятнадцать.
– Я и не знала. – Чувствую себя дурой, которая думала лишь о себе, так что беру Раша за руку. – Мне жаль.
– Как ты и сказала, не стоит.
– Аневризма головного мозга, – называю я причину смерти моей матери. – А у тебя?
– Рак.
При мысли об этом у меня сжимается сердце. Мне всегда казалось, что нам повезло, потому что мама ушла быстро. Без месяцев страданий и ожидания неизбежного. Все произошло невероятно стремительно. Настолько, что тогда, как и сейчас, мне было сложно поверить, что ее больше нет.
Но я не могу сказать это Рашу. Не могу быть благодарной за то, как быстро умерла моя мать, а после спросить, как долго страдала его. Не могу признаться, что любой психиатр после ознакомительной беседы со мной сказал бы, что у меня проблемы с формированием привязанностей, потому что в ту минуту, когда я чувствую что-то, кроме поверхностного вожделения, я убегаю. Лишь бы предотвратить возможную боль.
Пока мой разум переваривает эту мысль, я ложусь рядом с Рашем, кладу голову ему на грудь, и мы оба смотрим на горизонт.
Угасающие воспоминания, что наполняют мою голову, заставляют одновременно улыбаться и скучать по маме.
– Я всегда боюсь забыть ее голос. Запах духов. То, как она обнимала меня. Ее смех.
– Ты никогда ее не забудешь. А когда тебе покажется иначе, ты увидишь ее во сне. Это поможет тебе снова вспомнить. К тому же у тебя есть отец, который помогает вам сохранить воспоминания о ней.
От его слов у меня на глаза наворачиваются слезы радости и печали. Я вспоминаю, как пару недель назад отец рассказал, как сильно я похожа на мать.
– А ты? По чему ты скучаешь?
Раш поглаживает мою руку.
– Прошло слишком много времени, чтобы по чему-то скучать. Тот момент моей жизни оказался слишком мрачным.
Я смотрю на него. На сильную челюсть и густые ресницы, но Раш не сводит глаз с неба.
– Разве твой отец не помог сохранить воспоминания о ней?
Выражение лица Раша остается таким же сдержанным, как и его голос, в котором отсутствуют какие-либо эмоции, когда он отвечает:
– Я никогда не знал своего отца.
– Прости, я не… – Я замолкаю и изо всех сил пытаюсь придумать, что сказать вместо этого. – Два телефона.
