Давай начнём все с начала - Ульяна Дагова
— Чужие, — вторю ему. — Развод оформлен, у тебя новая семья.
Он морщится от моих слов, но не перебивает, даёт все сказать.
— Ариш, ты у меня такая дура, — выдаёт неожиданно, чем ставит в замешательство, да чего там взамешательство. Настоящий шок. То есть сделал все он, а дура я.
— Ты взрослая и давно понимаешь — мужик не будет просто так бегать без чувств.
Я смотрю на него и понимаю, что он прав. Взрослые мужики бегать просто так не будут, тем более такой, как Громов. Провожу рукой по его лицу. Выбрит, гладко, впрочем, как и всегда, никогда не помню его небритым. Руки помнят, знают каждый изгиб, но тут же вспоминаю ее, Алину, она встаёт в памяти, словно перед глазами. Отрываю руку от его лица. Жжет, но не руку, где-то внутри, в сердце… прикрываю глаза и закусываю губу, чтобы сдержать слёзы, они сами непроизвольно просятся, но я не хочу, чтобы он видел и знал, какую бурю может вызвать во мне.
— В нашей истории неожиданно появился третий человек, — говорю тихо, так и не открыв глаза. — И я не хочу и не буду задавать себе и тебе ежедневные вопросы: где ты был, с ней, с ребёнком, как ее целовал, гладил… Это мерзко и грязно. Ты дал развод, поступил красиво и правильно. Я поступлю так же. Уйду. Давай расстанемся красиво. Наша история началась красиво, пусть и закончится так же.
Последние слова с болью отзываются глубоко в сердце, но я понимаю, они правильные и верные. Я не могу и не хочу любви на троих.
Раскрываю глаза и замечаю, как Савелий держит мою руку, точнее, держал ее все это время, пока я говорила. Хочу ее вырвать, но он не позволяет, сжимает не больно, скорее, ощутимо давая понять, что забрать я ее так просто не смогу.
— Поговорили и хватит, — выдаёт неожиданно. — Собирайся.
Я смотрю на него, а потом отрицательно качаю головой и только открываю рот, чтобы указать ему на дверь, как он перекидывает меня через плечо и выходит под мой крик и удары кулачком в широкую накачанную спину.
Глава 56
— Отпусти меня, — говорю спокойно в попытке вразумить Савелия, но очень быстро понимаю — это бесполезно. Он без труда находит мое пальто, накидывает его сверху на меня и выходит из квартиры.
— Громов, прекрати, я подниму весь дом, — говорю, ударяя его в грудь, и ощущаю, как отскакивает мой кулачок, словно соприкоснулся с твёрдой глыбой.
— Ариш, — тянет он с легкой ленью в голосе, поднимая табуном мурашки на моем теле, выделяя как и ранее в моем имени, которое он называл на свой любимый манер, буквы «ш» и «р» — Ты знаешь, это бесполезно. Я не отступлю.
Не знаю, почему, но его слова вызывают улыбку и будоражащее волнение. Но голос внутри не даёт поддаться, он напоминает о любовнице, ребёнке, измене, и я толкаю его ощутимей и грозно тяну:
— Поставь меня немедленно. Ты похищаешь чужого человека!
Он хмыкает на мои слова, никак не комментируя, и подходит к лифту. Нажимает, но лифт не работает. Такое бывает нечасто, но иногда заедает.
Савелий долго не думает, сворачивает к лестнице и делает быстрые шаги. Я пытаюсь ерзать, мешать спуску или соскочить со спины, пока не ощущаю ощутимый шлёпок по попе. Больно, нет, скорее ощутимо, словно указали на место.
— Сав, зачем все это? — задаю вопрос, когда мы почти спустились с лестницы, — Я не женщина Востока, я не хочу принимать для себя такие нормы. Делить тебя с малышом на две семьи, — тут же осекаюсь от своей фразы. Дура, какая же я дура. Я призналась, я черным по белому сказала, что внутри меня его ребёнок. Он теперь точно не оставит меня.
Если был хотя бы шанс обмануть, внушить ему, что ребёнок от Георгия, в Савелии сработала бы гордость, затаённая обида, и я смогла бы его убрать от себя, а узнав, что малыш от него, он не уйдёт, будет мучить нас обоих, но не отступит. За годы брака я изучила его. От осознания этого факта становится и горько, и тепло.
Но тут же набатом бьют мои слова. Надо как-товыправить ситуацию, пока не стало поздно. Словно по волшебству я замечаю поднимающуюся по ступеням пожилую пару, на которую ранее, кажется, в прошлой счастливой жизни так хотела походить в старости.
Они элегантно поднимались медленно по ступеням, держась за руки. Мужчина идёт немного впереди, как бы ограждая свою даму и защищая. Это выглядело так мило и до обидного больно.
Я честно осознаю, что у меня, у нас так не будет. Мы не состаримся вместе, не будем держаться за руки. Все закончилось. По глупости, по дурости. Я не знаю, что послужило причиной. Кто-то скажет «судьба», но это лишь попытки объяснить ситуацию, а можно ли ее исправить? Нет, потому что, какой бы я ни была, я не смогу, не смогу забыть эти фото, эту оголенную грудь…
— Помогите, — начала просить я о помощи, понимая, что, возможно, это единственный шанс отбиться сейчас от Громова. — Отпусти меня.
Пара приостановилась, начала смотреть на нас с лёгким недоумением, а я начала сильнее вырываться, ощущая, как сильнее смыкаются на мне руки Савелия, отметая мысли о возможных синяках.
— Добрый день, — приостановится Громов и улыбнулся паре, — вы не обращайте внимания, поругались. Молодость, глупость, — слегка театрально притянул он, — Забираю просить прощения.
Пара переглянулась с легкой улыбкой, а Феликс Эдуардович протянул:
— Молодё-ёжь, — и подмигнул.
Я попыталась убедить, что это не так, но меня никто не слушал. Савелий быстро преодолел несколько ступеней и вышел со мной во двор, где рядом с подъездом был припаркован его чёрный кроссовер.
Лёгким движением пассажирская дверь переднего сиденья открылась, и он аккуратно усадил меня, пристегнув ремнём безопасности.
— Не дури, Арин, — сказал строго, — я ведь поймаю, ты знаешь, но уверен, тебе не понравится.
Не знаю, почему, но мне не очень понравились его последние слова, что-то в них было. Скрытая угроза, нет, скорее, предостережение. Что-то было в ответах соседям от Громова. Не агрессия, нет, скорее, он отшутился, но шутки были лишь частью айсберга. Затаенного айсберга, который скрывал в себе, скорее, вулкан.
Я ощущала, что ещё немного, и рванет. Пока я обдумывала, он быстро занял водительское место. Машина резко стартанула с места, а я подняла глаза на мужчину, но отвела их, не в силах выдерживать тяжёлый взгляд ледяного взгляда, и отвернулась к окну,
