Сливово-лиловый - Клер Скотт
Слова, которые врываются в мое сознание, требовательны и унизительны. Когда он кончает, я плачу. Это освобождающие слезы, усердно заработанные. И я знаю, что принадлежу Роберту.
— Спасибо, — шепчет он, когда помогает мне подняться с пола и подводит к кровати, — спасибо за слезы. Они драгоценны. Я ценю это.
Глава 23
Три недели спустя Марек немного успокоился, и мы с Сарой вернулись в наши квартиры. Сара не торопит события и общается с Фрэнком только на платоническом уровне, по крайней мере, она мне так сказала. Фрэнк все глубже и глубже погружается в «Тему» и засыпает Роберта вопросами. Так и сегодня. В качестве благодарности за помощь, Сара пригласила нас к себе и приготовила для нас ужин. Я вижу, как она сияет и действительно цветет, особенно в сравнении с нашей первой встречей на дне рождения босса Роберта. Я сижу напротив Роберта и могу наблюдать за ним весь вечер. Последние три недели, большую часть которых я провела с ним, укрепили наши отношения. Наше доверие друг к другу возросло, мы вместе попробовали новые вещи.
Роберт расслабленно сидит на стуле, свесив одну руку через спинку и повернувшись лицом к Фрэнку. Роберт подчеркивает то, что говорит, жестами, и мне очень нравится наблюдать за ним. Мягкое, теплое освещение в столовой Сары и звездная ночь за окном придают этой трапезе вчетвером интимности. Сара довольно раскованно поведала о своем опыте и своих желаниях в новых отношениях. Она выплескивает душу, говорит о том, что я прячу глубоко в себе, о чем мне трудно говорить. Размышляя о том, как она совершенно изменилась, я отодвигаю от себя пустую десертную тарелку. Я абсолютно сыта. Сара наливает мне немного вина, и Роберт приподнимает бровь. Это означает «достаточно». Я киваю и продолжаю слушать. Точка зрения Роберта тоже очень интересна для меня, открывает новые перспективы. Все еще.
— …а если она все еще противится? Сопротивляется наказанию? — спрашивает Фрэнк, отправляя ложку шоколадного мусса в рот.
— Как правило, я ставлю ее перед выбором.
— Каким же выбором?
— Если предположить, что ты объявил тридцать ударов тростью, а она сопротивляется, строптива и дерзка — или рыдает уже до того, как ты начнешь — тогда ты должен узнать, почему она это делает. Она бросает тебе вызов? Маленький бунт? Она хочет большего? Считает наказание необоснованным? Или она на грани и действительно не может этого больше выносить? Если это так, ты, естественно, должен отложить наказание. Если она хочет позлить, хочет бросить вызов, тогда я ставлю ее перед выбором: с достоинством и с полной отдачей принять тридцать ударов тростью, или я связываю ее, кладу на колени и бью ее рукой, пока не устану. Как правило, они знают, что я могу бить дольше, чем они могут вынести.
* * *
Я вспоминаю прошлые выходные, когда он поставил меня именно перед таким выбором. Я была дерзкой, вызывающей, упрямой и взбалмошной, хотела посмотреть, сможет ли он справиться со мной. Я хотела бросить вызов его власти, его строгости. У меня был соответствующий опыт, чтобы знать, что для меня хорошо. Только очень неопытная женщина выбрала бы руку в этом случае. Поэтому я стояла у стены и подыгрывала. Сжимая зубы, ругаясь и, тем не менее, наслаждаясь процессом каждую секунду. Потому что он добился того, чего хотел, как, впрочем, и ожидалось. Он прогнал меня через все уровни: бунт, нескрываемый гнев, отрицание, принятие. После двадцать пятого удара я начала умолять, просить о прощении. После последнего удара — он, естественно, не дал никакой поблажки — Роберт бросил меня на кровать и наблюдал, как я нетерпеливо вытирала слезы с глаз, а затем освободился от своих джинсов и футболки. Его ухмылка была почти демонической и невероятно завела меня.
— Сопротивляйся, Аллегра. Борись со мной, — сказал он, подходя ближе.
Я пнула его, попав в бедро. Он схватил меня за лодыжку и притянул ближе, раздвинул ноги и встал на колени между ними. Я боролась с ним, но у меня не было и нет ни малейшего шанса, и думаю, что никогда не будет. Он позволил мне выпустить пар, не теряя контроля даже на секунду. Прежде чем проникнуть в меня, он зафиксировал меня всем своим телом. Я была совершенно не в состоянии двигаться, окончательно повержена.
— Посмотри на меня, Аллегра, — потребовал он, и, открыв глаза, я посмотрела ему в лицо.
Я почувствовала, как кончик его члена слегка скользнул вдоль моих половых губ, и застонала в ожидании того, что он собирался сделать.
— Да? — спросил он, и в тот момент я любила его сильнее, чем когда-либо.
— Да, пожалуйста… — ответила я, открываясь для него, выгибаясь к нему навстречу.
— Жадная, ненасытная, мятежная, непослушная, наглая, — пробормотал он и толкнулся в меня.
— Всё это твоя вина, — ахнула я, — ты же воспитываешь меня…
— Я не могу поверить, что ты все еще дерзишь… — усмехнулся он и начал двигаться.
* * *
— Ты спишь с открытыми глазами, Аллегра. — Голос Робертса проникает в мое сознание. — Ты устала?
— Нет, — отвечаю я, — просто задумалась. Ты что-то спросил?
— Нет. Сара спросила у тебя кое о чем.
Я поворачиваюсь к Саре и смотрю на нее.
— Извини, Сара. Что ты хотела спросить?
— Я хотела знать, пойдешь ли ты со мной в «Вельвет» в среду.
— «Вельвет»?
Я морщу лоб, припоминая, что это за клуб. Я никогда не была там, только слышала о нем. Но что?
— Да. Я непременно хочу посмотреть.
— Я не знаю… Роберт, ты пойдешь?
— Я могу хотеть пойти сколько угодно, но, боюсь, меня не пустят, — ухмыляется он и качает головой с наигранным сожалением.
— Хм? Почему нет?
— В среду в «Вельвет» женский вечер. Лесбийская дискотека. Мужчины не допускаются, — терпеливо объясняет Сара. Видимо, я многое пропустила в разговоре.
— Что мне делать на лесбийской дискотеке? — спрашиваю
