Держись от него подальше - Ксюша Левина
Дыхание касается его запястий, и он ежится – чувствует меня.
– Тебе нужна помощь, – выдает он уже сухо и встает.
– Костров! – Тихо ворчу, но киваю. – Хорошо, помогай, раз нужно.
Он долго смотрит мне в глаза сверху вниз, и в какой-то момент мне кажется, что снова сядет рядом. И я точно не выдержу, если он сделает это и потом опять уйдет. Прикую его к батарее!
– Аптечка? – слышу над головой.
– В ванной, наверное. Я тут не знаю ничего… Или на кухне.
Он уходит, и все рассыпается. Я обнимаю колени, утыкаюсь в них носом. Узор на стенах становится отчетливей, закат еще ярче. И последние его лучи рассеиваются по голому бетону.
Глава 19
– Нашел.
Тимур возвращается в гостиную, атмосфера снова становится прежней, будто он никуда не уходил.
– Ты проклятие какое-то, – ворчу я ему.
Костров только поднимает брови, и мне хочется стонать оттого, какой он в этот момент хорошенький. С раскрасневшимися щеками Тимур напоминает мне не Капитана Америку, а Седрика Диггори из «Кубка Огня» – такого лохматого подростка-старшекурсника. И пока я размышляю, кто бы кого победил: Капитан Америка с щитом из вибраниума или Седрик с волшебной палочкой из ясеня, – меня безбожно терзают. Костров обрабатывает мне палец хлоргексидином и бинтует.
– Я бы в травму съездил, но могу предложить только такси. Мой водитель не в форме.
Я лишь смеюсь и прячу лицо в коленях.
– Я думаю, что ноготь почернеет и отрастет, там ничего особенного, но если бинт тебя успокоит, то вот. Я сделал все, что мог.
– Ты меня обидел, – шепчу я ему и сама от себя прихожу в ужас. Что за откровения?
Костров аккуратно завязывает бинтик, рассматривает результат, потом встает и, пока я не успела возмутиться, просовывает одну руку под колени, а второй придерживает спину.
– Ты меня понесешь на руках?
– Да.
– В травму? – Я шучу, но говорю так тихо, что можно и не понять.
– Нет, на диван, – так же тихо отвечает он, глядя мне в глаза.
– А у меня его нет. – Я киваю на комнату с голыми стенами, полом и банками краски. – Мне стало противно, и я все выкинула. Есть кровать.
– Ну пошли, – вздыхает он и несет меня, инвалидку, в спальню.
Комната захламлена коробками. Все, что было в микрогостиной, оказалось расставлено вокруг двуспальной кровати и частично на ней. У меня просто не было места, куда все это деть на время покраски стен.
– Как ты смогла выкинуть диван? – Костров щурится, все еще держа меня на руках. Он стоит в проеме и не двигается с места.
– Дала объявление, что отдам за самовывоз.
Костров улыбается мне, будто я только что решила нерешаемое уравнение.
– И кто-то приехал и…
– …и забрал.
– И ты не платила грузчикам, чтобы вывезти что-то на свалку, а…
– …а отдала это.
– Гений! – Тимур притягивает меня, чтобы поцеловать в висок.
Ненавижу его! Нельзя быть таким чувствительным, нежным и одновременно с тем отстраняться, ломаться и строить из себя святого.
Костров сажает меня на кровать, пододвигает к ней одну из коробок, проверяет, что внутри, и садится сверху.
– Там? – испуганно интересуюсь, подозревая худшее.
– Книги про Мефодия Буслаева.
Ну разумеется, вот и худшее. Мои щеки заливает краска, и я кашляю, чтобы скрыть неловкость. Достаточно паршивый метод, если кто-то сомневался.
– Это не то, что…
– Не то, что я подумал, точно.
Он опирается локтями о колени и, склонив набок голову, изучающе смотрит на меня. Серьезен и мрачен, гад, как обычно.
– Я тебя обидел?
– Да.
– Чем?
– Начну сначала. – Я усаживаюсь поудобнее, собираясь перечислять целый ряд претензий. – Ты сказал, что я сама впустила Колчина тем вечером, и даже не выслушал меня. Так вот, это не так. У него был ключ, и я понятия не имею откуда. Скорее всего, с тех времен, когда он два года назад менял замки перед моим переездом. Возможно, забрал себе один из дубликатов. Я никогда не задумывалась об этом.
– Прости. – Тимур пожимает плечами.
– Ты поступил как те люди, что говорят, будто женщина сама виновата в нападении и домашнем насилии. Это ужасно!
– Я пересмотрю свои взгляды. – Он улыбается. – Но я по-прежнему считаю, что, если кто-то нуждается в защите, он должен сам себе ее обеспечить.
– Но…
– И первый встречный одногруппник – не выход. Он может этого просто не хотеть.
– Я поняла тебя.
– И тебе могло не повезти.
– Я поняла. – Улыбаюсь лишь сильнее и тычу пальцем ему в грудь. – Но я выбрала тебя, возможно, не случайно.
– Ты преувеличиваешь ценность поцелуев, – смеется он.
А я, совсем злая, шлепаю его по руке:
– Ужасный человек, тебе же понравилось! Может, ты мне вообще…
– Эй! Не говори то, о чем можешь пожалеть. Это лишнее. Всему надо учить. – Он смеется снова и снова.
Я действительно скоро к этому привыкну.
– Я не обвиняю тебя, если так могло показаться. Это мой способ переживать. Я смотрю на перспективу: да, сегодня я рядом и помогу.
Сердце бьется не по графику на слова «я рядом», как выдрессированная собака.
– Но это не навсегда. Мы можем злиться и сотрясать воздух, а можем быть… Осторожнее. Продолжай, пожалуйста.
– Ты сказал, что не хочешь участвовать в моих развлечениях. Я не развлекаюсь. Ты не выслушал меня.
– Что я должен был услышать? – Его голос становится глуше.
– Я не развлекаюсь. И ни во что не играю. Не с тобой. И ни с кем другим. И… не с тобой. – Я чувствую, что хочу выделить его из толпы, но в то же время не имею на это права.
С тобой – ни с кем – с тобой – ни с кем. Какая глупость!
– И уж точно я не хочу, чтобы кто-то меня ревновал. Сегодня Егор сказал, что любит меня, а я над этим посмеялась. Вот и все.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что ты ушел! И сказал, что…
– Что?
– Что больше мне не нужен!
– Я до сих пор не понимаю, зачем я тебе.
Я в это время сижу и изучаю пыльный узор на ковре, по которому нельзя даже босиком ходить – нужно разуваться только перед тем, как нырять под одеяло, но я не убираю его просто потому, что не в силах сдвинуть кровать, а древний пылесос с такими загрязнениями не справляется.
– Чтобы я…
– …не сорвалась и не вернулась к Колчину?
– Нет. Я просто не хотела, чтобы он ко мне приближался. Я испугалась. Он повел себя со мной… Пугающе,
