Только не|мы (СИ) - Игорь Толич
Я включила иллюминацию на домашней ёлке, оживила Вифлеемскую звезду, и сразу стало чуточку уютнее. Вместе с ноутбуком я забралась на диван и приготовилась, наконец-то, излиться тысячами букв. У меня даже кончики пальцев покалывало от предвкушения. Нужно было красивое, ёмкое, подходящее название. И написала я так: «Мари в стеклянном шаре».
Разумеется, я задумала сказку, непростую, а трогательную и волшебную, пропитанную ощущением рождественского чуда.
«Жила-была на свете девочка Мари, одинокая и скромная. Каждое утро Мари просыпалась и смотрела на снег, считала снежинки, пока те медленно кружили вокруг неё: одна снежинка, вторая снежинка, третья… Мари нравился снег, он не казался ей ни холодным, ни колким, потому что, кроме этого снега, у неё не было ничего.
Иногда снег долго лежал неподвижно, и Мари начинала скучать. А порой начиналась настоящая пурга, что девочка не успевала рассмотреть каждую снежинку в отдельности. Но, когда всё затихало, она садилась на белый сугроб и смотрела вдаль. Мари видела лишь мутное сияние, которое порой становилось светлее, а потом вдруг темнело, наступала ночь.
Мари закрывала глаза, укрывалась снегом и пыталась представить себе, что там — вдалеке. Ведь в мире обязательно что-нибудь где-нибудь есть. Пускай никто не говорил ей об этом, Мари просто верила. Верила, что не может совсем ничего не быть. Да, у неё есть снег, всегда одинаковый и прекрасный. Но где-то ведь его наверняка нет, зато есть что-то другое. Что именно, Мари, конечно, не могла вообразить. Весь её мир с самого рождения, день ото дня сводился к одним и тем же событиям: тихий танец белоснежных крупинок, расплывчатое далёко на недостижимом горизонте и её мечты, что однажды она узнает совершенно иную жизнь.
Долгие годы всё оставалось так. Изредка Мари становилось грустно, печаль застила ей глаза, и начинало думаться, что она и этот снег — всё, чем начинается и заканчивается мир, бесполезно верить в иное, когда очевидна и понятна вся суть целиком. Не нужно ничего искать, надеяться, ждать, потому что снег взмывает ввысь и опадает навзничь, а потом снова повторяет свой маршрут, и так — тысячу раз, но никогда, никогда не будет по-другому, такова жизнь. Случалось и такое, что Мари поддавалось отчаянию. Её тоска превращалась в невыносимую боль. В такие минуты Мари ненавидела снег, даже если он беспечно кружил и пытался увлечь её в свой танец, ей делалось грустно.
Однажды Мари преодолела свой страх и пошла навстречу мутной дали. Девочку манила эта даль, неизвестная и бесконечна. Она шла, шла и, в конце концов, дошла до края, уткнувшись ладонями в холодное стекло. Мари ощупывала его гладкую поверхность сантиметр за сантиметром, но ни трещинки, ни малейшего скола не было в нём. Стекло было бесконечным, прочным и незыблемым.
«Вот здесь и кончается мир…» — с горечью подумала Мари.
Вновь завертелся снег, обнял её пушистыми крупинками.
«Одна снежинка, две снежинки, три снежинки…» — считала Мари по привычке, однако эта игра уже не забавляла её.
Она сидела, как всегда, одна у твёрдой кромки стекла и плакала. Впервые в жизни она заплакала настоящими человеческими слезами, понимая, что у этой стеклянной границы оборвался не только весь мир, но и её огромная вера. А человек плачет тогда, когда вера заканчивается. Но стекло отняло у Мари веру, оставив только снег, простой и понятный.
Внезапно сугробы вокруг Мари вздрогнули. Поднялась метель, а следом за ней случился настоящий снежный буран. Мари вертело и переворачивало несколько раз, что закружилась голова, и стало невозможно дышать. Она пыталась за что-нибудь ухватиться, но снежинки выскальзывали из её ладоней, не давая никакой опоры. А Мари продолжала кружиться беспорядочно в белом непроницаемом вихре, пока не раздался какой-то странный лопающийся звук. И тогда всё замерло.
Мари открыла глаза. Она лежала целиком в снегу и некоторое время прислушивалась, не произойдёт ли ещё что-то.
— Ах, что я наделал! — услышала Мари чей-то незнакомый голос.
Она подняла голову, отряхнула с плеч белые снежинки, огляделась.
Мутная даль куда-то исчезла, её больше не было. Откуда-то сверху лился тёплый, желтоватый свет, кругом стояли дивные, но совершенно необычные запахи.
Девочка встала на ноги и долго не могла поверить в то, что видит: её родной и бесконечный снег теперь лежал сыпучей горкой на тёмном гостином паркете, неподалёку высилась громадная зелёная ель, вся в золоте гирлянд и пёстрой мишуры. Мари повернулась в другую сторону и увидела сидящего на коленях рядом с ней мальчика. Он был заметно больше и выше Мари.
Незнакомый мальчик почему-то всхлипывал. Однако, когда глаза обоих детей встретились, мальчик перестал плакать, а Мари улыбнулась ему.
— Ты кто? — спросила она.
— Алекс, — ответил мальчик. — А ты?
— А я — Мари.
— Мари, ты всё время жила в стеклянном шаре? — спросил Алекс.
Мари не знала, как правильно ответить, и просто пожала плечами:
— Наверное… А что случилось?
— Я случайно разбил твой шар, — признался Алекс с грустью.
— Ничего, — махнула рукой Мари. — Это пустяки. Иначе бы мы не познакомились с тобой.
Алекс протянул ладони к Мари, и Мари уселась в них будто в лодку.
Приблизив к лицу ладошки, Алекс произнёс:
— Мари, теперь я всегда буду о тебе заботиться, чтобы ты никогда не скучала по своему стеклянному шару.
— Я уже по нему совсем не скучаю, — сказала Мари. — Только немного скучаю по снегу…
— У меня есть снег! — обрадовался Алекс и побежал вместе с Мари на руках к зимнему окну. Он поставил маленькую подругу на подоконник и указал вперёд: — Смотри! Это снег! Настоящий!
— Настоящий снег… — эхом за ним повторила Мари, улыбаясь. — Значит, теперь всё точно будет хорошо…»
Закончив работу, я испытала благодать творческой лёгкости. Я не разучилась писать! Я всё ещё вижу, чувствую, вдохновляюсь сюжетами. Во мне их по-прежнему много — самых разных, наполненных чувствами живого сердца, дышащих безграничной любовью.
Мне захотелось кому-нибудь показать свою сказку.
Я бы отослала её Андрису, но отвлекать его было глупо. К тому же, на время поездки он мог не смотреть почту.
Тогда я отправила свою сказку по адресу Габи, с которой мы не виделись почти год. Я скучала по ней настолько сильно, что готова была самолично купить ей билет или даже сесть за штурвал самолёта, чтобы привезти её сюда. Габи пообещала прилететь в российские новогодние каникулы. Я ждала этого события намного больше, чем нынешнего Рождества. А пока оставалось только переписываться в почте или на Facebook.
Габи ответила мне, не скрывая радости и удивления:
— О, как мило!
