Она – его одержимость - Николь Келлер
– Все будет хорошо, родная, вот увидишь, – шепчет мне на ухо подруга, крепко обнимая.
– По-другому и быть не может, – а саму внутри все равно трясет.
Как же моя девочка там?..Совершенно одна…Хочется просто плюнуть на все и войти в операционную, лечь на соседний стол и крепко держать мою малышку за руку во время всей операции.
– Она сильная, помни, – Стас подходит и снова крепко берет меня за руку. – Не сомневайся в нашей дочери.
То ли это какая-то магия, то ли именно то, чего мне не хватало, но его уверенность и хладнокровие передаются и мне. И мы вместе, вот так взявшись за руки, ждем окончания операции.
Спустя несколько часов (а мне кажется, что прошла целая вечность) к нам выходит Максим Валерьевич, устало стягивает маску. Я со всей силы, до хруста сжимаю ладонь Стаса, ожидая вердикта доктора. Мое сердце колотится, как сумасшедшее, грозя пробить ребра. В голове мутнеет, и я едва не теряю сознание, но заставляю себя держаться.
«Пожалуйста, пожалуйста», – умоляю про себя, одновременно обращаясь ко всем богам, какие только меня слышат. И высшие силы наконец-то внимают моим молитвам.
Доктор произносит то, от чего у меня неудержимым потоком брызжут слезы из глаз:
– Операция прошла успешно.
Глава 39
Стас
Незаметно для Киры облегченно выдыхаю. Пока доктор не вышел к нам и не произнес заветную фразу, я и осознать не мог, как переживал за дочь.
Дочь…
Даже мысленно странно произносить это слово. Потому что никогда не мог подумать, что стану отцом. Нет, я не чайлдфри, но…просто никогда не задумывался о детях.
Хотя, вру. Это было однажды. Семь лет назад. Но…тогда я был жестоко предан (как я думал), и искоренил эту мысль.
Рядом раздается тихий всхлип, и я, не раздумывая, притягиваю Киру в свои объятия. Она утыкается лицом мне в грудь и беззвучно рыдает, отчаянно, до треска ткани, цепляясь за мою рубашку. Ее плечи так сотрясаются, как будто она этим потоком слез пытается смыть всю ту боль и переживания, которые ей пришлось пережить по вине моего папаши.
– Успокойся, родная, – руки сами тянутся к ее шелковистым волосам, неспешно поглаживая их. Я думал, что забыл, как Кира это любила, но память тела не обманешь. – Все уже позади. Я же говорил, что наша девочка справится. Спасибо, док, – пожимаю руку доктору, который в силах лишь кивнуть.
Кира отрывается от меня, смотрит на врача, словно только что осознала, что мы не одни.
– Спасибо, Максим Валерьевич, – благодарит, отчаянно шмыгая носом, как девчонка, – если бы не вы…И если бы не ты, – уже тише, глядя прямо мне в глаза.
– Тшшш, это ведь и моя дочь тоже.
Кира кивает, словно соглашается с этим утверждением. Да, ей тоже будет непросто: придется научиться «делиться» дочерью, ведь семь лет наша Яна принадлежала только ей одной безраздельно. Но сейчас я намерен принять активное участие в жизни бусинки.
– Доктор, можно увидеть Яну? – жалобно тянет Кира, снова размазывая слезы.
– Нет, – твердо отвечает Максим Валерьевич, – она еще не отошла от наркоза и находится в реанимации. Первые сутки – самые важные, от их исхода будет зависеть дальнейшее выздоровление.
Я буквально каждой клеткой чувствую, как Кира напрягается в моих руках. Она стремительно бледнеет, и, кажется, вот-вот потеряет сознание.
– Так это…еще не конец? – шепчет она побелевшими губами.
– Тихо-тихо. Я же сказал, что все будет хорошо. Веришь мне? – поглаживаю ее по плечам, заставляя посмотреть мне в глаза.
– Верю.
– Операция пошла успешно, это значит, полдела сделано, – поясняет доктор. – Но потребуется реабилитация, о которой я вас предупреждал. И от нее уже будет зависеть, насколько быстро Яна поправится. Езжайте домой, завтра сможете навестить дочь. А сейчас, извините, мне нужно отдохнуть.
Еще раз жму доктору руку, благодаря его, и подталкиваю Киру к выходу.
– Поехали домой, тебе тоже надо отдохнуть.
– Это тебе надо в первую очередь, – упрямо возражает, несмотря на усталость. – Ты не спал всю ночь и караулил меня.
Усмехаюсь, ничего не отвечая. Кира по-прежнему заботится обо мне. А это значит, у нас что-то может получиться.
В машине мы едем молча, каждый думая о своем. Но я еще и периодически поглядываю на Киру, следя, чтобы она не плакала и не потеряла сознание.
Несмотря на все мои старания, Кира выглядит очень…напряженной. Постоянно кусает губу, и заламывает пальцы. Она смотрит вниз, куда-то себе на колени и о чем-то думает. Мне очень хочется залезть ей в голову, чтобы узнать, что за процессы сейчас происходят внутри, но в этом нет необходимости. Кира выдает все сама.
– Ты отберешь у меня дочь?
Ее вопрос настолько застает меня врасплох, что я даже нажимаю на педаль тормоза, не обращая внимания на отчаянные сигналы позади. Медленно поворачиваю голову в ее сторону и, когда первая волна шока сходит, спрашиваю:
– А я разве дал повод так думать?
– Ты прямо об этом сказал.
Я задумываюсь, нахмурясь. Да, кажется, что-то такое было…
– Просто я хотела попросить…не делай этого так резко…
Кира произносит эти слова так тоскливо, что, уверен, смогла бы разжалобить и Ганнибала Лектера.
– Так. Стоп. Я не собираюсь разлучать вас с Яной.
Несмотря на то, что я говорю это твердо, Кира все равно неверяще смотрит на меня. Как будто ищет подвох. Как будто ждет удара в спину.
– Но ты…
– Да, я сказал это в запале. Но я не знал всей правды. И я – не монстр, Кира. Я не такой, как мой отец, – жестко чеканю каждое слово, сжимая до боли руль.
– Я знаю. Прости.
Скоро, совсем скоро мой отец ответит за то, что возомнил себя вершителем судеб.
Дома я буквально силой заставляю Киру лечь и заснуть. Караулю ее, пока дыхание не выравнивается, и лишь потом позволяю себе лечь рядом и осторожно обнять. Как будто боюсь разрушить наше хрупкое счастье.
На следующий день нам звонят и сообщают, что Яна пришла в себя, и дочь можно навестить. Мы молча, не сговариваясь, собираемся с Кирой со скоростью пули и несемся в клинику.
– Только ненадолго, она еще очень слаба, – инструктирует нас Максим Валерьевич, пока мы накидываем белые халаты. – У вас буквально пять минут.
Мы идем по коридору к палате, в которой лежит Яна. Я чувствую внутреннюю дрожь от того, что сейчас наяву познакомлюсь со своим
