Ты – моё проклятие - Лина Манило
– Ты совершенство. Идеальная.
Кажется, он сейчас сорвётся и возьмёт меня прямо здесь, но нет. Клим просто мучает меня своими взглядами, но это лучше чем секс. Это намного сильнее, ярче и значимее. Я совсем беззащитна перед ним и всегда такой была. Если бы мне предложили пройти по битому стеклу ради Клима, то без вопросов пошла. Главное, чтобы он наконец-то избавился от своих демонов.
Время замирает, мир останавливается, когда Клим подходит ко мне. Высокий и сильный, в потрясающе красивом костюме, он сам снимает с вешалки бельё и срывает бирки, не пресекая нашего зрительного контакта. Я сглатываю, когда понимаю, что он сам собрался одеть меня. Как драгоценную фарфоровую куклу, способную разбиться в любой момент.
– Позволишь? – спрашивает, а я киваю. Просто потому, что, кажется, совершенно разучилась говорить.
Клим усаживает меня на банкетку, ещё хранящую его тепло. Нежный и прохладный шёлк белья скользит по моим бёдрам, поднимается выше, электризует даже самые крошечные волоски, а табун мурашек усеивает кожу. Мужские ладони шершавые и обжигающие, и я на мгновение закрываю глаза, чтобы хоть немного вернуть себе самоконтроль.
– Посмотри на меня, Бабочка, – горячий шёпот, полный страсти, как лесной пожар слизывает остатки моей воли.
Запонка слегка оцарапывает кожу на бедре, но это сладкая боль. Клим касается этого места губами – очень невинно, но умопомрачительно.
Прежде чем надеть не меня бюстгальтер, Клим дотрагивается до ставших каменными сосков, провокационно облизывает губы, а мне кажется, что чувствую их на своей груди. И язык его чувствую, хотя это всё мираж.
Руки, которыми опираюсь за спиной на банкетку, слегка подрагивают от напряжения, но это ерунда. Всё на свете ерунда, когда Клим так нежен и ласков. И я впитываю это ощущение каждой порой.
Я теряю счёт времени, перестаю ориентироваться в пространстве и прихожу в себя, когда Клим застёгивает на моём боку молнию платья. Его руки, особенно не касаясь меня, ощущаются даже сквозь ткань. Они будто бы затрагивают каждый нерв, бередят все раны, и я тону в этом ощущении секса без секса. И, кажется, готова кончить в любую секунду.
И Клим угадывает моё состояние: оглаживает тонкую ткань, задевает обнажённые участки спины и, перекинув мои волосы через плечо, целует в шею. Просто целует, прижимая к себе, и я отчётливо ощущаю поясницей эрегированный орган.
– Моя Бабочка, – шепчет, а я откидываюсь ему на грудь. Теснее прижимаюсь, а Клим снова шипит сквозь сжатые зубы.
И когда его рука приподнимает мою юбку, и пальцы касаются голой кожи над резинкой чулок, я взрываюсь. Оргазм разрывает меня на части, и Клим громко выдыхает мне на ухо, прикусывая кожу на плече. Не сильно, но ощутимо и это множит моё удовольствие, даря какие-то совершенно невозможные эмоции.
– А теперь в ресторан, – говорит тоном довольного жизнью человека, а я пытаюсь привести в норму дыхание и снова начать хоть что-то видеть. – Там есть шикарные отдельные кабинки. И полная звукоизоляция.
Глава 35
Клим.
– Хорошо тут, – говорит Маша, когда официант, принесший наш заказ, уходит. – Душевно.
Я отрываю взгляд от истекающего кровью стейка и смотрю на неё, ковыряющую вилкой салат из морепродуктов. Как она может эту гадость есть?
– Неплохое место, согласен. Хорошо, что понравилось.
Бабочка улыбается, нанизывая на вилку каких-то морских гадов, от одного вида которых у меня изжога. Я люблю мясо, овощи, селёдку с картошкой наконец – простую и понятную пищу, а не вот это вот водоплавающее недоразумение. Но если ей нравится, пусть ест – какие мои проблемы?
– Попробуешь? – хитро улыбается и заливается серебристым смехом, когда я передёргиваю плечами, будто бы мне предложили запихнуть в рот живого осьминога. – Глупый, это очень вкусно.
– Охотно верю, но я уж так как-нибудь. Обойдусь без ударной дозы йода.
Маша снова смеётся, а я принимаюсь за нарезку стейка, а красноватый сок стекает на тарелку, собирается в центре лужицей с неровными краями. На минуточку кажется, что это человеческая кровь. Чья она? Моя? Павлика? Нечаева? Или Маши, которая в любой момент может пострадать?
Я не знаю, что у её папаши в голове – он непредсказуем, а ещё зол и разочарован. На что он способен в таком состоянии? Да на что угодно. Ведь даже торговля собственной дочерью не помогла ему сохранить своё состояние. Долг вырос, отдавать нечем, а срок его возврата истекает – в отданных мною Нечаеву документах слишком чётко чёрным по белому он был обозначен.
Шах и мат, товарищ Нечаев. Шах и мат.
Да только до финала этой трагедии ещё дожить нужно. Радоваться рано, расслабляться тем более. Ничего не остаётся, только быть настороже и верить в удачу.
Неприятное ощущение копошится где-то под ложечкой, давит на грудь, душит, застревая комом в горле. И я смотрю на увлечённую едой Машу и не понимаю, почему кто-то решил однажды за нас? Почему её отец сделал выбор за дочь? Так поверил в своё могущество? Или просто считал, что имеет право указывать дочери, с кем быть и кого любить?
И самое важное: её ли он на самом деле отец?
Этот вопрос гложет меня, выгрызает дыру в сознании, разбивая все прочие мысли, вытесняя их. Я должен увидеться с акушеркой, должен узнать правду, хотя, кажется, что это и не касается меня совсем. Но если мои догадки окажутся верны, очень многое встанет на свои места.
Хочу ли я добивать этой правдой Машу? Не знаю. Ещё не решил, но самому разобраться дико хочется, аж ладони зудят и мозг кипит от мыслей. Даже если это будет последнее, в чём я успею разобраться, сделаю это.
Размышляя, кладу кусочек стейка в рот, механически пережёвываю, но вкуса не чувствую. Будто кусок ваты решил съесть. Ещё один кусочек – та же реакция. В итоге отставляю тарелку в сторону, откидываюсь на спинку стула, а Маша как раз заканчивает поедание морских гадов под сливочно-чесночным соусом. Лицо довольное, как у ребёнка, а глаза так и сверкают. Она очень
