Даниэла Стил - Калейдоскоп
— Что-нибудь не так? Я очень хочу тебя.
— Извини, — прошептала Хилари и отвернулась к стене. Неужели ей никогда не стать нормальной женщиной, как все? Неужели прошлое будет вечно тянуть ее назад, в пропасть? У нее было и есть слишком много врагов. Артур Паттерсон… Джек Джонсон… те парни… Мейда с Георгиной… Эйлин… надзиратели в колонии… даже отец. Как тащить на себе такой груз и нормально функционировать как женщина? — Прости, Артур, дело не в тебе. Просто я не могу.
— Но почему? Откройся мне.
Он сидел на краю кровати, изо всех сил стараясь остаться бесстрастным. Хилари терзали сомнения. Что хуже: шокировать его или нанести обиду?
— Когда-то давно… я подверглась насилию.
Она надеялась тем и ограничиться, но Артур думал иначе.
— Как? Кто это сделал?
— Это длинная история.
И не одна… Которую из историй можно рассказать? О Мейде и Георгине — ведь они были первыми? Или о Джеке, который лез из кожи вон, чтобы всех обскакать, а когда не получилось, зверски избил ее? Любой годился на роль ее погубителя. Но хватит ли у Адама мужества снести подобную правду?
— Когда это случилось?
— Мне было тринадцать лет. — По крайней мере, это правда. Хилари набрала в легкие побольше воздуху. — С тех пор — никого. Наверное, я должна была тебя предупредить…
Адам был потрясен.
— Господи, ну конечно! Это многое упростило бы. Откуда мне было знать?..
— Я не подумала, что это может иметь значение.
— Но послушай, Хилари. Ты была изнасилована двенадцать лет назад, с тех пор у тебя никого не было — и, по-твоему, это не имеет значения? Можно ли быть такой жестокой — и к себе, и ко мне? Ты с кем-нибудь советовалась? Обращалась в консультацию? К психоаналитику?
Адам не мог представить себе подобной неискушенности. Все его знакомые время от времени обращались за психологической помощью. Он и сам вряд ли скоро справился бы с потрясением после ухода жены.
— Нет, не обращалась, — тихо ответила Хилари и, встав с кровати, накинула на себя купальный халат. У нее было высокое, гибкое тело, длинные, стройные ноги. Он по-прежнему сгорал от страсти, но старался об этом не думать.
— Тебе не была оказана первая помощь после изнасилования?
— Нет. Никакой помощи. Не думаю, что кто-либо мог помочь.
— Ты ненормальная!
— Ну, скажем, в то время помощь была недоступна.
— Где же это было? На Северном полюсе? Покажи мне такое место на земном шаре, где в наше время невозможно получить совет психотерапевта!
Много он знает! Психотерапия — где? У Луизы? Может быть, в колонии?
— Я уже сказала тебе, Адам, — раздраженно молвила Хилари, — что не могу об этом говорить. Все слишком сложно.
— Или слишком больно?
Хилари отвернулась, чтобы он не заметил — ей действительно больно.
— Давай замнем.
— Что именно замнем? Наши отношения? Почему? Хилари, ты же не из породы слабаков!
Она начала по-настоящему сердиться. Да. Она способна свернуть горы — ради карьеры, но не ради мужчины.
— Забудь, Адам, забудь все это. Предоставь мне идти своим путем.
— Да? Сколько, ты сказала, прошло лет? Двенадцать? Что-то я не вижу, чтобы ты справилась с этим в одиночку. Сколько тебе еще потребуется времени? Тридцать лет? Или больше? Возможно, в шестидесятилетнем возрасте ты заживешь полноценной половой жизнью? Ну же, Хилари, будь серьезной.
Он притянул ее к себе на кровать. Но он слишком много требовал, она не могла дать ему этого. Адам хотел, чтобы она принадлежала ему телом и душой, стала верной женой и родила ему детишек. То есть вернула бы ему все, что отняла другая женщина. Это ей под силу. И вообще — сейчас она только и может, что брать. Она уже отдала всю свою любовь — давным-давно.
— Ты должна пройти курс психотерапии.
Позволить сделать себе операцию на мозге? С какой стати? Бог знает, что там еще откроется.
— Я не могу.
— Дерьмо собачье! Почему?
— Мне некогда.
— Хилари, тебе двадцать пять лет, а жизнь так осложнена…
— Не настолько серьезно, чтобы нельзя было справиться.
— Ты не живешь, а существуешь, — распалялся Адам.
И Хилари рассвирепела. Какое он имеет право выносить приговоры! Лишь на том основании, что она не хочет заниматься с ним любовью?
— Может быть, это со временем пройдет, — хладнокровно молвила она, беря себя в руки.
— Само? Сомневаюсь.
— Адам, не торопи меня. Первая попытка…
Какое-то время он молча наблюдал за ней.
— Ты чего-то недоговариваешь.
На ее губах застыла улыбка сфинкса.
— Ничего особенного.
— Не верю. Знаешь, у меня такое впечатление, будто ты всю жизнь провела за крепостными стенами.
— Да. Мне пришлось их возвести.
— Почему?
— У меня было слишком много обидчиков.
— А сейчас?
— Сейчас я не даю себя в обиду.
Он сочувственно посмотрел на нее и наклонился, чтобы поцеловать. Потом бережным жестом положил руку ей на плечо, и они долго сидели молча на так и не разобранной кровати.
— Я тебя не обижу, Хилари… Обещаю.
В глазах Адама стояли слезы.
Ей отчаянно хотелось что-нибудь к нему почувствовать, но, должно быть, она вовсе не способна любить. Теперь это стало угрожающе ясно ей.
— Я люблю тебя, Хилари.
Что она могла ответить? Только и оставалось, что с грустью смотреть на Адама.
Он улыбнулся и снова прикоснулся к ней губами. Это взволновало ее.
— Не говори ничего, Хилари, не нужно. Позволь мне просто любить тебя.
Он бережно опрокинул ее на спину, на подушки, и начал нежно обводить пальцами выпуклости и впадины ее тела, то приближаясь к пупку, то удаляясь от него, дрейфуя в области груди и опускаясь к животу… и снова вверх. Потом он стал трогать ее языком. И как будто сердцем. Хилари показалось, что прошло несколько часов, пока она стала вздрагивать, корчиться, просить, чтобы он переходил к более смелым ласкам, но он медлил. Вместо этого он дал ей потрогать свой пульсирующий орган, а потом поводил им по разгоряченному телу — словно гладил атласной рукой. Хилари наклонилась и коснулась его губами. Адам тоже ласкал ее губами, пальцами… Она напряглась…
— Все в порядке, Хилари… Все хорошо… Я не причиню тебе боли. Прошу тебя, детка, позволь мне… Ты так прекрасна!
Он ворковал над ней, как мать над ребенком, и она успокоилась. Наконец он вошел в нее — и снова успокоил. Ему очень хотелось, чтобы они действовали в унисон. Но она не успела.
— Хилари, мне очень жаль…
— Не нужно ни о чем жалеть.
Она спокойно лежала рядом. Адам переутомился и скоро уснул, а Хилари ласково смотрела на него и спрашивала себя: сможет ли она когда-либо испытать что-то, кроме горечи?
