Татьяна Веденская - Рыцарь нашего времени
День рождения получился такой, что только мечтать. Мечтать, чтобы он никогда не повторился. Во-первых, мама немедленно решила, что я собрался жениться, и сколько я ни объяснял, что мы просто живем вместе, она меня не слышала. Она просто хотела верить в лучшее.
— Ирочка, как же это у вас получилось?! — спрашивала мама, в голосе неподдельное удивление.
— Он просто не смог устоять перед ее чарами. Может, вы умеете околдовывать мужчин? — интересовалась Дашка.
— Я. лучше пойду посуду помою, — Ирина краснела и убегала. От напора моих беспардонных сестриц она совершенно терялась и не знала, что говорить. Я подумал, что, наверное, никогда в жизни Ира не знакомилась ни с чьими родителями. Черт, у нее же нету даже и своих собственных!
— Гриня, а я знаю, почему ты на ней женишься! — воскликнула Светка, пока Иры не было в комнате. Это и было — во-вторых. Слишком много расспросов.
— Я не женюсь, в который раз тебе говорить.
— Ты же ее чуть не поломал, вот теперь и женишься. Исправляешь содеянное! Раньше так женились на опозоренных женщинах! — посмеивалась Светка. — А ты на поломанной.
— Слушай, поверить не могу, что ты не выпила ни капли спиртного. Ты ведешь себя просто ужасно! — заметил я.
— Я поэтому себя так и веду, что мы не пьем. Не мог ты бросить все свои прегрешения после праздника? И все эти ужасные черносливовые пироги. Неужели ты больше не ешь мяса? — возмутилась она.
— Мясоедство — это убийство! — глумился я, вспоминая утреннюю яичницу с беконом. — Могу предложить фасолевый салат.
— А паштета нет? — с надеждой уточнила Светка, которая любила поесть, что сказалось на ее фигуре. Из вегетарианского меню она еще как-то могла мириться с баклажанной икрой, но и ту воспринимала больше как закуску. А без водки, как известно, закуска становится просто едой.
— Вы же все решили меня поддержать! — возмутился я и посмотрел на Женьку, явно потерянного тут и испытывающего мучительное чувство неудобства, как бывает, когда рядом с тобой кто-то вдруг начинает делать что-то непристойное. Я имею в виду что-то по-настоящему непристойное, за гранью всех норм, такое, как прыгать по крышам автомобилей в голом виде.
— Ну, конечно, мы все тебя поддержим! — вмешалась мама, выразительно глядя на Женьку. Тот явно решил, что я чем-то болен и пить мне запретили доктора. О том, что пить мне запретила вредная и коварная Ирина, я не стал никому сообщать. Почему-то это казалось мне куда более позорным, чем врачебный запрет. Кому может запретить пить девушка? Где это видано?!
— И ты молодец, тебе давно пора было за себя браться. Тебе бы еще и анализы сдать, — добавила мама.
— Обязательно, — подала голос Ирина. — Мы собираемся поехать в клинику на той неделе.
— Да вы что! — мама ахнула и принялась еще пристальнее изучать рисунок на скатерти. Она не могла поверить в то, что на меня можно влиять, да еще так глобально.
— И Гришка не сопротивляется? Не пытается сбежать? — недоверчиво поинтересовалась Светка. — Слушайте, я в восхищении. Интересно все же, что за компромат у вас есть? Может, и на моего мужа он повлияет? Что за волшебное слово?! Вы ему что-то подсыпаете в еду? Добавляете что-то в морковный пудинг?
— Так что я теперь не пью и не курю! — выпалил я раньше, чем Ирина начала отвечать. Она посмотрела на меня с благодарностью. Она уже явно жалела, что уговорила меня устроить эту вечеринку, да еще и вегетарианскую. Мне же было просто интересно, смогу ли я приготовить полный праздничный стол без использования животных жиров. Ну и поставить сестер в дурацкое положение было здорово. Это всегда хорошо, тем более что других развлечений не предполагалось.
— И сколько ты уже не куришь? — поинтересовалась мама, вежливо ковыряясь в салате из стручковой фасоли. Я-то с утра поел «про запас»: яичница с беконом, сэндвич с говядиной. Так что теперь для меня было одно удовольствие смотреть на лица моих родных, когда я (или Ирина) вносили новое блюдо. Мама была в шоке. От всего! От того факта, что я продолжаю жить с этой странной девушкой (не москвичкой!) и теперь, когда суд уже позади. От того, какое громадное влияние на меня эта девушка имеет, она даже не думала, что такое возможно. Столько лет мама пыталась заставить меня отказаться от никотина, но все напрасно. Теперь же, когда я держал в руках стакан с компотом и НЕ КУРИЛ, мама выглядела еще более недовольной. Кто-то имеет надо мной власть большую, чем ее власть, — кошмар и ужас. Мама давно уже разрывалась между желанием моего семейного счастья и страхом перед ним же.
— Уже две недели, — гордо сообщил я.
— И как?
— Честно? Это ужас. Каждую ночь мне снятся сны, как я курю!
— Это потому что ты так резко бросил, — сказала мама, оживившись. — Тебе надо было бросать постепенно. Пришел бы ко мне, у меня есть психолог.
— Мам, я подумаю, — оборвал ее я.
— Ты молодец, — тихо сказала Ирина. — Это просто никотина не хватает, но это проходит примерно через три месяца. Главное — понимать, как это серьезно, и не допустить срыва. Но психолог — это хорошая идея.
— Ты считаешь? — улыбнулся я. — Мам, тогда я согласен. Раз Ира так думает.
— Ты такой покорный — это что-то! И какая девушка у тебя заботливая! — язвительно бросила Светка.
— О, ты даже не представляешь! — я ухмыльнулся. Абсурдная идея — заботливая Ирина. Это как теплый снег! Если бы не Ирина, я бы сейчас спокойно квасил в каком-нибудь баре. Если бы не Ирина, я бы не жевал омерзительную никотиновую жвачку. Она смотрит на меня своими спокойными зелеными глазами и не ждет, не верит, что я окажусь способен сделать то, что пообещал. Убеждена: раз сказал — брошу, значит, не брошу никогда в жизни. Что все, сказанное мной, — пустые слова. Самое обидное, что она была права. И я злился, ужасно злился на то, что она просто и в два счета сумела доказать мне, что я ошибаюсь и вру сам себе. Она не верила ни в то, что я могу бросить пить, ни в то, что брошу курить.
— Ты не сможешь. У тебя слишком сильная зависимость.
— Я могу бросить в любой момент! — настаивал я.
— Что ж, момент настал! — она хлопнула в ладоши. — Хочешь ребенка — бросай пить и курить. Ради него, если не ради себя.
— Легко! — высказался я и теперь проклинал все на свете за эти слова. Это было каким угодно, но только не легким делом. Это было нелегко. Это было невыносимо, если честно. И иногда, особенно по вечерам, когда от усталости я забывался и рефлекторно хватался за карманы, я начинал почти ненавидеть Ирину. Ее травяные чаи, невыносимую монотонную музыку, жужжание гончарного круга. Ее спокойствие, ее полнейшая неспособность понять, каково мне, — это все раздражало и бесило. Хотелось накричать на нее, хотелось что-то разбить, устроить скандал и найти, наконец, повод, чтобы разбить это легкомысленно взятое на себя обещание. Убежать на улицу, купить пива, пачку сигарет.
