Анатолий Чупринский - Лихоманка
Они, (или она!?), в чем-то обвиняли, укоряли, стыдили и требовали, требовали, требовали ответа. А он не знал, что ответить.
Он не понимал их, (или ее!?). Он не знал ответа.
Только глубокой ночью Шагин услышал еще один женский голос. Спокойный и рассудительный. Совсем незнакомый.
— Ну, вот! Температура падает! Легкие у него чистые. Госпитализация не нужна. Я бы не стала, честное слово.
Голос принадлежал женщине средних лет. В белом халате и больших очках.
— Что с ним? — голосом сына Андрея спросила какая-то фигура с дивана из угла комнаты. Горела только настольная лампа, самого Андрея видно не было.
— Лихоманка, — отозвалась женщина в белом халате.
Она что-то медленно записывала шариковой ручкой в толстую тетрадь.
— Что-то психическое? — спросил сын.
— Бог его разберет. Психическое, физическое. Понервничал, прошелся босиком по болоту и готово дело. Беречься надо. У вас здесь раньше Змеиное болото было. Босиком лучше не ходить. Вмиг лихоманку подхватишь.
— Пациент скорее жив, чем мертв, — иронично констатировал сын.
Дальнейший разговор Шагин не слышал. Он крепко уснул.
Очнулся под утро. Женщины врача в комнате не было. Только на диване на месте сына сидел Феликс Куприн. Разумеется, дымил своей знаменитой «Явой».
— Который час? — зачем-то спросил Шагин.
Хотя, ему было абсолютно наплевать, сколько сейчас часов, минут и секунд. Времени для него в данный момент не существовало.
Феликс что-то ответил. Потом, потянувшись и зевнув, добавил:
— А ведь тебя могли убить. У них это запросто.
Шагин и Куприн давно симпатизировали и тянулись друг к другу, несмотря на разницу в возрасте. Куприн видел в Шагине свою бурную молодость и, втайне от всех даже гордился этим. Шагин наблюдал за Куприным как за комичным вариантом своей старости. И ничего не имел против такого развития событий.
Изредка они даже выпивали, хотя ни тот, ни другой не любили спиртного.
Кряхтя и постанывая, Феликс Куприн поднялся с дивана, сделал для разминки несколько легких физических упражнений. Судя по всему, он так и провел всю ночь на диване, оберегая покой и сон соседа Валеры Шагина.
— Ну! Ты оклемался, слава Богу! Если что, заходи…
Феликс вышел, плотно прикрыл за собой дверь. Слышно было, как громко хлопнула во дворе калитка.
Шагин неподвижно лежал на спине и смотрел в потолок.
Феликс Куприн вышел от Шагина спокойным, уравновешенным, с чувством выполненного долга. Переступил порог собственного хозблока уже совсем другим человеком. Нервным, суетливым, с бегающими глазами.
Дора ничуть не удивилась. Даже не поинтересовалась, как там и что у Шагина? Встретила его новой атакой с правого политического фланга. Она сидела в той же позе, перед тем же телевизором, будто вовсе не ложилась спать.
— Думаешь, почему нас не принимают в Европейский союз? — с патетикой в голосе подозрительно спросила она.
Феликс ее почти не слышал. Лицо его выражало крайнюю степень взволнованности и беспокойства.
— Шею с мылом мыть не научились! — рассеянно буркнул он.
И совершил ошибку. Дора только того и ждала.
— Мы дикая невоспитанная страна! — мгновенно взвилась она до потолка. И даже выше. — От нас шарахается весь цивилизованный мир. Почитай, что о нас написали в «Нью Йорк Таймс». Почитай, почитай!
— Некогда мне! — буркнул Феликс.
— Американцы правы, когда лишают нас финансовой поддержки!
— Наплевать на твоих американцев. Нация уголовников!
Феликс торопливо переодевался. Время бежало быстрее самого резвого скакуна. Секунды так и стучали в висках до крайности взволнованного Куприна.
— Америку любит и почитает весь мир! Великая страна! — кричала Дора, напрочь забыв, что не далее как вчера вечером чихвостила в хвост и в гриву эту самую Америку. Камня на камне от нее не оставляла.
С логикой и последовательностью у Доры всегда были проблемы.
— В твоем возрасте давно пора снять розовые очки! Смотреть на мир реалистически! — наступала жена.
— Отстань от меня!
— Ты деградируешь! — прокурорским тоном гремела Дора. — Совершенно перестал читать газеты. Ничем не интересуешься! В твоем возрасте…
«В твоем возрасте»! С появлением в поселке Анечки, Дора не упускала случая подчеркнуть возраст Феликса. Хотя, он был старше лично ее всего-то на два года.
Феликс не отвечал. И почти не слушал жену.
В это раннее утро у него появилось дело, не терпящее отлагательства.
По дороге домой он сделал небольшой крюк и успел одним глазом взглянуть на бетонную площадку с контейнерами.
Взглянул и ахнул!
В самом центре поселковой свалки перед бетонными контейнерами, как командир перед строем солдат, стоял новенький холодильник марки «Минск»!
Ну, почти новенький. Если не считать отломанной ручки и чуть поцарапанного правого бока. Сердце нашего Феликса заколотилось с утроенной силой.
— Варвары! Дикари! — чуть не заорал на весь поселок во всю мощь своих легких возмущенный Феликс.
Ведь до чего докатился народ! Совершенно новые вещи выбрасывает на помойку. Ведь если вспомнить послевоенное время, а-а… чего там! Феликс в сильном раздражении только рукой махнул.
Мысль его заработала с утроенной скоростью, на бешеных оборотах.
Надо срочно достать из второго сарая из-под ящиков с инструментами багажную тележку. Удобную, на таких носильщики по вокзалах чемоданы возят. И быстрей, быстрей, бегом на площадку, к заветным контейнерам. Пока не уперли.
В том, что «Минск» непременно упрут, стоит лишь чуть зазеваться, Феликс был убежден на все сто, двести тысяч процентов.
Потому и не слушал Феликс Куприн, о чем там бормочет его престарелая жена.
Не до Америки, Дора, не до Америки.
Есть дела поважнее.
В двадцатых числах августа Шагин приехал в Шереметьево. До рейса на Париж оставалось два часа. Долго не мог пристроить «Оку», платные стоянки были не по карману. Наконец плюнул и оставил машину прямо у центрального входа.
Потом долго стоял за столиком кафе. Глотал горячий кофе. Через стекло искал глазами в потоке убывающих знакомую фигуру.
Маша появилась неожиданно. Совсем не с той стороны, с которой предполагал ее увидеть Шагин. Она спустилась по эскалатору с верхнего этажа. На ней были те самые простые синие джинсы и коричневый толстый вязаный свитер.
Она смотрела поверх голов. Была чем-то явно расстроена.
Шагин стоял за столиком кафе и глотал из пластмассового безвкусный черный кофе. Машенька стояла прямо перед ним метрах в пятнадцати и кого-то искала в потоке встречающих и провожающих. Само собой, не Шагина. Она и не подозревала, что он всего в каких-то пятнадцати метрах от нее за спиной.
