Анатолий Чупринский - Лихоманка
Сама Машенька большую часть ночи просидела на семейной разборке за обеденным столом в гостиной, но практически отсутствовала.
Она только мило улыбалась.
На вопросы отвечала односложно. Да. Папа. Нет, папа. Нет, мама. Да, мама.
На брата вообще не обращала внимания, будто он пустое место.
Фантастическая выдержка у этого молодого поколения.
— Теперь ты видишь, с кем связалась?
— Да, папа.
— Думаешь, он первый раз вытворяет подобные вещи?
— Да, мама.
— Ты вообще соображаешь, что натворила?
— Да, папа.
— Через день об этом будет знать пол-Москвы!
— Да, мама.
— А послезавтра станет известно в Университете!
— Да, папа.
— Машенька! Ты что, совсем не доверяешь родной матери?
— Да, мама.
— Что ты заладила, как попугай!? Да, папа! Да, мама! По-человечески можешь поговорить с родителями? Отвечай, когда спрашивают!
— Да, папа.
— Доченька! Все очень серьезно! Ты мне веришь?
— Да, мама.
И тому подобное. И так далее. Короче, далее везде.
Наконец, Люба Чистовская не выдержала:
— Саша! Ты что, не видишь, она издевается над нами!
— Ты о чем, мамочка?
— Прекрати хамский тон!
— Это грубо, мамочка! Некультурно и неинтеллигентно.
— Сейчас как дам по морде… стерва! Я твоя мать!
— Фи-и, какой тон, мамочка! А стиль, просто ужас. Ведь ты когда-то работала редактором. «Дам по морде!» — стилистически ужасающе звучит. Неужели не чувствуешь? Надо говорить, «получишь в рыло!».
— Нет, ты слышал!? Видишь, что она вытворяет!?
— Дочь! Ты мне веришь?
— Да, папочка.
— Зачем ты с ним связалась?
— С кем, папочка?
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.
— Нет, папочка.
И так до посинения. У попа была собака, короче.
Только совсем под утро голоса в особняке Чистовских начали затихать.
Ранним утром Шагин сидел за столом своего кабинета на втором этаже и с ненавистью смотрел на безмятежно спящую Ассоль. Такое маленькое существо, девочка, почти ребенок за какие-то сутки успела натворить столько, сколько взрослый не наворотит за половину жизни.
Хлопнула створка ворот особняка Чистовских. Шагин повернул голову и одним глазом посмотрел в окно.
На улице появилась Маша Чистовская.
Вот кого он менее всего ожидал увидеть! Машенька!
Шагин был абсолютно уверен, ее нет на даче. Иначе бы, она давно вышла из ворот. Показалась в саду. Или еще как-то, где-то промелькнула. Еще тогда, когда он только-только появился на даче, вышла бы поздороваться.
«Глупость! Нелепость! Идиотизм! Она все видела! Не могла не видеть!».
Машенька стремительно направлялась к Бродвею. Через плечо у нее болталась традиционная сумка. С ней она обычно уезжала и приезжала из Москвы. Она только на секунду задержалась у ворот Шагина. Валера увидел как она быстро, почти на ходу опустила в его почтовый ящик какую-то бумажку. И через мгновение уже скрылась за поворотом на главную улицу.
Почтовый ящик Шагин прикрепил на ворота ради шутки. Ни о какой почте, разумеется, речи в поселке не шло. Когда-то Машенька, еще почти ребенком, традиционно опускала в его ящик самые красивые, с ее точки зрения, камушки. И фантики от конфет.
Теперь…
Шагин, очертя голову, прыгая через три ступеньки, по своей неудобной лестнице, сбежал вниз, в коридоре быстро нацепил кроссовки, даже не зашнуровывая их, и выскочил на улицу.
Еще быстрее выбежал на перекресток.
Машеньки уже видно не было. Наверняка уже миновала сторожку подводника Миши и скрылась за поворотом по дороге в Алешкино.
Бежать, надо бежать за ней. Но эта… звезда эстрады и шоу бизнеса, спящая без задних ног. Надо хотя бы запереть дачу, чтоб, проснувшись, это сумасшедшее чудовище, не сбежало.
Шагин вернулся к своим воротам, быстро вынул из ящика листок бумаги. На нем незнакомым почерком было написано: «Ты предал себя!».
Точка. Ни подписи, ничего.
Шагин, так и не закрыв дверь дачи на ключ, бросился к «Оке».
Неприятности ходят, как средневековые слепцы, один за другим, положив руку на плечо идущему впереди, цепочкой. Замыкающей в шагинской шеренге неприятностей оказалась «Ока». Когда он завел двигатель своего безотказного «ослика» и начал задним ходом выезжать со двора, разом отказали тормоза.
Шагин врезался в глухой забор соседки Валентины, поуродовал задний бампер и погнул глушитель. Заглянув под днище, Валера увидел, задний алюминиевый тормозной шланг просто-напросто обломился. Жидкость из него капля за каплей вытекала на усеянную иголками землю. О преследовании Машеньки на некогда безотказном «ослике» не могло быть и речи.
Чертыхнувшись, Валера хлопнул калиткой и, даже не закрыв ее на щеколду, стремительно потопал в Алешкино на своих двоих. Очень надеясь, может быть, повезет? Может быть, Машенька еще не успеет сесть в рейсовый автобус.
Алешкино не Москва. Автобусы ходят в час по чайной ложке.
Шагин размашистым шагом топал, почти бежал через поле. Направление держал прямо на автобусную остановку.
«Что собственно произошло? Что такого криминального я совершил? Глупость, конечно, несуразица, не более. Ну, дал слабину, поддался на уговоры сумасшедшей девчонки. Привез на дачу. Соседи? Плевать на них с колокольни Ивана Великого. Все равно никто из них никогда доброго слова не скажет. Сплетники и завистники. Это мое глубоко личное дело. Никого не касается.
Конечно, отчасти сам виноват. Решил ухватить за хвост Жар Птицу. Вот и остался с пучком цветных перьев в руке.
Надо все спокойно и подробно объяснить Маше. Она поймет. Она умная. Тем более, ничего такого и не было. Никакого предательства по отношению в ней я не совершил. Она поймет. Она умная. Дурочек в МГУ не берут. Потом мы вместе посмеемся над этой нелепой историей».
Шагину не повезло и в этот раз.
Вокруг павильона автобусной остановки в живописных позах расположились трое местных алкашей, из тех, что прохода не дают дачникам, клянчат на водку. Один сидел на корточках перед остановкой, почти на проезжей части, второй возлежал в позе древнего римлянина на траве, подперев голову рукой, третий вольготно улегся на скамейке автобусного павильона.
Все трое как братья близнецы. Помятые красные физиономии, мутные бессмысленные глаза. И одеты все трое в нечто среднестатистическое алкогольно-бомжовое. Где-то подобную спецодежду выдают желающим, не иначе.
Площадка перед магазином была пуста. Жара и сонная одурь оккупировали Алешкино. Выбора не было. Шагин обратился к алкашам.
— Автобус давно ушел?
— Зачем тебе?
