Ольга Егорова - Волчья ягода
Жидков был не одинок в своем стремлении загасить полыхающий костер душевных порывов, в качестве огнетушителя используя метод полного погружения в чертежи, планы, сметы и госстандарты.
Здесь, в «Вашем доме», был по крайней мере еще один, точно такой же «фанатик поневоле». Он давно уже заметил, что Арсений Волк неспроста в последние полтора года буквально помешался на делах. Раньше, когда в семье у приятеля царил относительный покой, он тоже, конечно, от работы не отлынивал, но все же его усердие не выглядело таким аномальным, как теперь, после того, как из семьи ушла Татьяна…
И это лишний раз доказывало – нет, ни к чему они, эти женщины. От них одни проблемы. А в жизни проблем и так хватает. Зачем наживать лишние?
Об этом рассуждал Дмитрий Жидков, стоя в пробке на Покровском мосту и нервно прикуривая одну от другой сигареты.
Он только что закончил исключительно важные переговоры с руководством цементного завода. Подписал позарез необходимые договоры о сотрудничестве и теперь спешил в «Дом», отчитаться перед приятелем-начальником, принять его скупую похвалу и выпить чашечку кофе. Удивительно вкусный кофе получается у Сенькиной секретарши. Сколько раз пробовал он сам сварить такой кофе, покупал в супермаркете тот же самый сорт, что принято было пить в офисе, использовал для приготовления чистую родниковую воду – а все равно вкус домашнего кофе был совершенно обычным.
Наверное, Сенькина секретарша знала какой-то секрет. Какое-то особое заклинание, которое нужно прошептать в тот момент, когда кофе закипает.
«Спросить у нее, что ли? – лениво подумал Дмитрий, в очередной, сотый уже, наверное, раз, выжимая сцепление. – Спросить-то можно, только ведь не скажет. Как пить дать не скажет…»
Кофе хотелось ужасно. Радио раздражало. Бесконечные протяжные гудки машин, пытающихся едва ли не по крышам выстроившихся в ряд автобусов и легковушек объехать злополучную пробку, раздражали еще сильнее.
Но больше всего раздражало – да что там раздражало? Бесило просто! – то, что он никак не мог дозвониться до Арсения.
Поделиться радостной новостью не терпелось. Но сотовый начальника, вот уже второй день подряд был отключен. А офисный номер почему-то не отвечал.
«Умерли они там все, что ли?» – с каждой минутой злясь все сильнее, подумал Дмитрий и снова набрал телефон приемной.
Результат оказался тем же самым – отрицательным.
О том, чтобы позвонить Арсению домой, он даже не подумал. Откуда взяться дома Арсению в десять часов утра? Хотя вроде Федор у него заболел… Но Федор у него болеет постоянно, а работу шеф никогда из-за этого не пропускает. Нет, дома его быть не может, однозначно. Наверное, уехал по каким-нибудь срочным делам на стройку. Гоняет там прорабов, объясняет их непосредственные обязанности…
«Ну ладно, – рассуждал Дмитрий, медленно продвигаясь к концу моста. – Шеф, понятное дело, уехал по делам. А эта-то пигалица… как там ее зовут… где шляется? Почему ее нет в приемной, если она должна там находиться неотлучно? У нее-то никаких дел на стройке нет и быть не может. Все ее дела – телефонную трубку вовремя снимать и кофе на стол подавать, когда попросят.
Чертовки вкусный все-таки у нее получается кофе… И ужасно обидно будет, если к моменту возвращения в офис ее, этой пигалицы, там не будет. Потому что никто кофе не сварит и не нальет… Надо будет обязательно доложить Арсению, что его секретарша в рабочее время шляется незнамо где. Черт, да как же ее зовут, эту секретаршу? Вот надо же, из головы вылетело… Маша? Даша?
Нет, Машей или Дашей зовут не секретаршу. Уборщицу, кажется. А секретаршу зовут как-то по-другому… Надей, что ли?»
Он так и не вспомнил ее имени, зато вспомнил фамилию – Борисова. Точно, Борисова. Вот и получит теперь эта самая Борисова по первое число! Вот и будет знать, как работу прогуливать!
Пробка в конце моста окончательно рассосалась, и Дмитрий, вздохнув с облегчением, проехал несколько перекрестков, больше уже не дергая коробку передач и вполне успешно проскочив светофоры. До офиса оставались считанные метры, когда он вдруг увидел ее – ту самую безымянную Борисову.
Борисова медленно шла вдоль тротуара. Шла как-то странно, это Дмитрий сразу успел заметить – слегка пошатываясь и как-то бесцельно шла, как будто не знала, куда она идет и зачем идет…
Он узнал ее со спины по светлому жиденькому хвостику, вяло трепыхающемуся в такт шагов, этакой метелочке из очень тонких прутиков – неизменной ее прическе, вызывающей в душе чувство сострадания.
«Вот и попробуй влепи ей с такой жалобной прической выговор за прогулы», – угрюмо подумал Дмитрий, сбрасывая скорость. Машина просигналила, только странная Борисова почему-то все продолжала идти вдоль тротуара, не обращая никакого внимания на сигнал, как будто вовсе его не слышала.
А может быть, просто демонстрировала таким образом всю степень своего презрения к окружающему миру. Мол, я не такая. Не из тех…
Дмитрий снова просигналил, на этот раз уже настойчивее, обогнал неприступную Борисову метра на полтора, остановил машину и приоткрыл дверцу со стороны пассажира.
– А скажите пожалуйста, девушка, с каких это пор вам разрешено разгуливать по улицам в рабочее время, а? Это у нас в офисе такие новые правила, что ли?
На улице стоял шум, и пришлось говорить громко, чтобы она услышала. Прозвучало грубовато, секретарша даже вздрогнула – от страха, наверное. Остановилась, посмотрела на него невидящими глазами…
«Черт! – ахнул Дмитрий, увидев ее лицо. – Да она ведь… того… плачет, что ли?»
Лицо у девушки было залито слезами. Не дождем, а именно слезами, потому что никакого дождя на улице не было, он закончился еще ночью и с тех пор успел уже просохнуть асфальт. Нет, ночной дождь был здесь абсолютно ни при чем.
«Только этого не хватало», – мысленно простонал Жидков. Женских слез он не выносил. Для него они были сродни какому-то непонятному и страшному явлению природы – цунами, например, или извержению вулкана, или землетрясению. Хотя если бы дали ему возможность выбора, то он не долго думая предпочел бы оказаться вблизи бушующего вулкана, нежели рядом с плачущей девушкой.
Женские слезы были гораздо страшнее вулкана, цунами и землетрясения.
Он сразу пожалел, что остановился и окликнул ее. Но теперь уже некуда было деваться – раз остановился и окликнул, придется теперь расхлебывать. Если бы он знал! Только ведь со спины слез не видно…
– Эй, Борисова! Садись в машину! – сердито приказал он, пошире распахивая дверцу. – Ну, чего смотришь? Садись, говорю! Отвезу тебя куда надо!