Сюзан Кубелка - Офелия учится плавать
Одолжу у Риверы его махровый халат (завтра отошлю назад). Как-нибудь уж проскочу мимо портье к стоянке такси на Вандомской площади.
А если меня кто-нибудь спросит, почему я босиком и полуголая бегаю по отелю? Надо что-нибудь придумать.
Белый махровый халат мне слишком велик. Зато пахнет дорогим одеколоном и имеет большой капюшон. Натягиваю его на голову, свешиваю спереди свои локоны, подвожу губы. Не дурно, белое мне идет. В большом халате я выгляжу нежной и хрупкой, почти как рождественский ангелочек.
Адье, Ривера! Бесшумно крадусь к двери, осторожно открываю и беззвучно покидаю место преступления (которого не было). Ура, коридор пуст, не видно ни души. Теперь бы еще незаметно выбраться отсюда.
Неожиданно я слышу за собой шаги. Кто-то грубо хватает меня за руку и ударяет.
— Ах ты сволочь! Потаскуха! Путанка!
Я ничего не понимаю. Опять нападение? Ну, теперь-то они не на ту нарвались! Этому я покажу. Я его так проучу, что он никогда больше не притронется к женщине! Я в ту же секунду оборачиваюсь, хочу заехать обидчику коленом в пах — и замираю. Передо мной стоит мужчина в коричневом костюме!
Он так же огорошен, как и я. Мы безмолвно таращимся друг на друга.
— Что вам от меня надо? — спрашиваю я, наконец. Он смущенно поправляет галстук.
— Пардон, мадам, я вас спутал… с кем-то другим… я хочу сказать, с другим человеком… совсем с другим…
— Которого вы хотите убить?
— Разумеется, нет! — Он бледнеет, отступает назад и хочет исчезнуть, но в этот момент открывается дверь из номера Риверы и выходит женщина с розовыми серьгами. Мужчина испускает гневный вопль, грубо отпихивает меня и мчится к ней.
— Ах ты сволочь! Путанка! Каналья! Я убью тебя!
— Альберт! — в ужасе кричит женщина, отскакивает назад, захлопывает дверь — и в тот момент, когда он хватается за ручку, она поворачивает с другой стороны ключ.
Что будет теперь? Дело принимает скандальный оборот. Альберт, не раздумывая долго, набирает в легкие воздуха и начинает благим матом орать, сотрясая стены. В основном нечто нечленораздельное, но все же я понимаю, что она его жена и живой она от Риверы не выйдет.
Он как буйнопомешанный стучит в дверь ногами, барабанит обоими кулаками и, в конце концов, со всей силы бросается на дверь 101. Он производит неимоверный грохот, и я спрашиваю себя, успею ли я исчезнуть до прихода полиции. Нет, слишком поздно. Она уже идет
Что делать? Стоп, ложная тревога! Из-за угла появилась не полиция, а официант. Он катит перед собой на колесиках симпатичный столик, покрытый белой скатертью. Выглядит все это весьма аппетитно. Тарелки, серебряные приборы, кусочки масла на льду, тарелка с сырами, роза в серебряной вазочке, два кофейничка, ароматно пахнущие кофе, корзиночка с хлебом. Изысканно сервированный стол для двоих.
Официант в стандартной униформе невозмутимо подходит к бушующему мужчине.
— Пропустите меня, — приказывает он, — внутренний сервис!
Мужчина в коричневом костюме оборачивается, оценивает ситуацию, прищуривается. Его лицо багровеет. Потом он так наподдает ногой столик, что тот опрокидывается, сыр разлетается по ковру во все стороны, а черный кофе разбрызгивается по стене.
— Вы с ума сошли? — кричит официант и отпрыгивает назад. — Что вы себе позволяете?
Он мчится к настенному телефону и призывает подмогу.
— Там моя жена, вы, идиот! Моя жена внутри, — безумствует мужчина и еще раз наподдает ногой столик. — Моя жена! С этим бабником! Заперлись! Я их обоих убью, проклятого испанца в первую очередь. Выходи, сволочь, — он барабанит в дверь, — открывай, чертова каналья! Открывай! Открывай! Открывай…
Мне пора!
Официант повесил трубку, в любой момент может прийти подкрепление. Я надвигаю низко на лоб капюшон и бесшумно крадусь за угол. Где лестница? Вот она. Никого. Но нижний чайный салон, мимо которого я должна пройти, начинает заполняться людьми. Что мне делать, черт побери!
Путь к выходу кажется бесконечно долгим. Внизу слишком много людей. Журналисты, ждущие Риверу. Изысканные дамы, пьющие чай, а на проходе два фотографа с тяжелыми камерами беседуют с администратором. Только портье нигде не видно — к счастью, — хотя он, скорей всего, не узнал бы меня. Я сомневаюсь, чтобы было принято приходить в престижный отель в голубом платье от Дживанши и покидать его босиком, таинственно, как привидение, в белом халате.
Были бы на мне хотя бы туфли! И что меньше бросается в глаза: выйти или выбежать? Я бы, лучше побежала, но это слишком подозрительно. Еще сочтут меня за гостиничную воровку и арестуют. Значит, я должна идти совершенно непринужденно, будто я всегда гуляю днем по Парижу босиком и в купальном халате.
Поднимаю голову, изображаю довольную улыбку, как ни в чем не бывало, засовываю одну руку в карман, другой размахиваю и вышагиваю, будто я на берегу. Не слишком быстро, не слишком медленно, прямиком к выходу. Не смотрю ни направо, ни налево, однако уголками глаз замечаю, что все поворачиваются и ошарашено глазеют на меня. Становится совсем тихо. Только сердце мое стучит.
— А что это такое? — восклицает один из фотографов, когда я молча прохожу мимо него. — Вы ищете пляж, мадам?
Молниеносно соображаю. Что сказать? Поворачиваю к нему голову, сияю во весь рот и сообщаю:
— Мы снимаем пляжные моды наверху, в сто первом люксе. Я забыла свою косметичку в машине!
Второй фотограф присвистывает с восхищением.
— Прелестная модель, — замечает он, — ее можно купить?
— Конечно! Но вам это, боюсь, будет не по карману!
— Не уверен, — смеется он, — мы зарабатываем не так хорошо, как вы, манекенщицы, но порой перепадает приличный кусок!
— Пляжные моды? — недоверчиво перебивает администратор, — где вы фотографируете пляжные моды? В люксе господина маэстро Риверы? Он мне об этом ничего не говорил. Я должен попросить вас, мадам…
Больше он не успевает ничего сказать.
— Сто первый? — как по команде кричат в один голос оба фотографа. — Там он прячется? — Они хватают камеры. — Жан-Люк, — командует тот, что повыше, — наверх! — И они устремляются вперед. Администратор бежит за ними.
— Стой! Стоять! Что это вам взбрело в голову! Маэстро нельзя беспокоить. Это «Риц», а не какая-нибудь ночлежка на Пигаль. Нашим гостям нельзя докучать. Вы что, не слышите? Вернитесь, или я прикажу вас арестовать.
Разгорается жаркий спор, все журналисты окружают фотографов, а я пользуюсь замешательством, чтобы незаметно исчезнуть. Выпархиваю через вращающуюся дверь — и вот я уже на улице.
На солнечной Вандомской площади ждут четыре такси. Водители стоят у тротуара, курят, один читает газету, другой беседует с портье о скачках в Лоншан в предстоящее воскресенье. При моем появлении все, как по команде, устремляют на меня взгляды. Портье украдкой смотрит на мои босые ноги, но тактично сдерживается, в конце концов, я выхожу из отеля. Как знать, а вдруг я эксцентричная американская миллионерша?
