Марина Порошина - Весенний марафон

Подъехав к дому Людмилы на полчаса раньше назначенного времени, он сидел в машине и пытался унять дрожь в руках. Черт его дернул ввязаться в эту историю со знакомствами! Он и представить себе не мог, что ему будет так страшно и неловко, как будто он сопливый пацан, а не взрослый мужик, видавший виды. Да… Так-то оно так, но когда он видал эти виды? Сто лет прошло, не меньше. Господи Боже, да он ведь и «здрасте» не сможет ей сказать, не говоря уже обо всем остальном! Мысль «обо всем остальном» обожгла Василия так остро, что сидеть в машине стало невыносимо, он выскочил наружу, поставив лицо под холодный февральский ветер. Потом решительно прошагал к подъезду – а вдруг она смотрит из окна, нельзя ударить в грязь лицом! – и нажал кнопки домофона.

– Эт-то В-Василий, – нарочито громко сказал он в микрофон, но замок уже щелкнул, потому что где-то там нажали на кнопку, не дожидаясь его реплики.

Поднявшись на восьмой этаж, он почувствовал упоительный запах пирогов – нет, так никогда не пахло в их заводской столовой! Подчиняясь этому волшебному запаху, он повернул направо, дверь одной из квартир тут же распахнулась, и на пороге появилась женщина: невысокая, тоненькая, со светлыми кудряшками на голове, в чистом переднике поверх нарядного платья, она смотрела на Василия испуганно и вопросительно, почти так же, как щенок, когда не понимал, на что сердится хозяин. От этого взгляда Василия немного отпустило, он даже смог улыбнуться и сказать:

– У в-вас т-так п-пахнет! П-пирогами! Я п-прямо на з-запах…

– Господи, да вы, наверное, голодный! – всплеснула руками женщина, отступая в глубь коридора. – Вы же с работы?

Василий кивнул, соглашаясь. А кому какое дело, что у него как раз сегодня выходной? Мужику полагается быть с работы. И голодным. А женщине полагается быть дома и встречать мужа с ужином.

– Мойте руки, ванная прямо по коридору, мыло на раковине, полотенце для рук слева, синее, оно чистое, – хлопотала Людмила, тоже одолевая свое смущение этими заботами. – Пирог только что достала, не знаю, удался ли – давно не готовила, не для кого, голова забыла, а руки-то помнят, так что на глаз все – и дрожжи, и мука. Вы с капустой любите? Еще с мясом есть, он только из духовки, горячий…

– Л-люблю, – кивнул Василий, сглатывая слюну. – Я в-всякие л-люблю. Особенно г-горячие если…

И они ели пироги, и пили чай, и разговаривали о погоде, о каких-то мелочах, и оба чувствовали, как отступает неловкость, и даже начали смеяться, потому что все получалось так, как надо. Хорошо получалось. Наевшись, как недавно его щенок (конечно же, он в красках рассказал Людмиле о своем недавнем приобретении), Василий заметил, что под ним скрипит стул. Он встал, перевернул стул, потребовал отвертку, которой не оказалось, ему пришлось спуститься вниз, во двор, к своей машине и взять оттуда. Вернувшись, подтянул гайки. Стул скрипеть перестал, и Василий, не слушая причитаний хозяйки, проделал то же самое с тремя оставшимися стульями.

Потом они еще пили чай и смотрели телевизор, обсуждая то, что показывали.

– Ой, уже десять! – спохватилась Людмила, когда на экране появился циферблат кремлевских часов – заставка очередных новостей. И неловко замолчала.

– М-мне п-пора! – поднялся Василий, испугавшись этого молчания и опять накатившей неловкости. – З-завтра рано на работу вставать.

Он не знал, что делать дальше, то ли прощаться, то ли как-то продолжать разговор. Но обо всем было переговорено, и ни одна кружка чаю в него больше не влезла бы – казалось, что чай и так булькал где-то у горла. Людмила тоже смотрела на него в замешательстве. И тут Василия осенило:

– П-пироги у вас з-замечательные! Всю жизнь бы т-такие ел!

– Да? – расцвела улыбкой Людмила. – Я очень рада. Не разучилась, значит. А хотите, я вам с собой заверну? В фольгу? Куда мне столько? Я мучного вообще стараюсь не есть. Фигуру берегу.

– Н-не надо! У меня д-дома суп есть и… то есть рыбу пес слопал, – отказался Василий, по неопытности не заметив ее робкого кокетства, и перешел в наступление согласно своему гениально сымпровизированному плану. – Сегодня я в-все равно н-наелся. Лучше я з-завтра п-после работы к вам ужинать п-приеду. М-можно?

– Конечно. – Людмила улыбнулась, потом опустила голову – так, что кудряшки упали на лицо, и, кажется, покраснела – точь-в-точь как в его давешнем сне! – Я буду ждать.

Ужасно довольный собой, Василий поцеловал ей на прощание руку – она не поняла сначала его жеста и его ладонь пожала, а потом опять смутилась и руку за спину спрятала, как девочка. Василию ее смущение очень понравилось, и, чувствуя себя героем и победителем, он побежал вниз по ступенькам, потому что дожидаться лифта не было сил. Оказавшись на улице, он взял грех на душу – отошел за гаражи и избавился от излишков выпитого чая. Проситься в туалет в доме малознакомой женщины неприлично – именно так он понимал правила хорошего тона, которым старался следовать неукоснительно. Охватившее его облегчение, душевное и физическое, окрылило Василия еще больше. Он и подумать не мог, что все сложится так удачно!

– Слушай, пес! – приступил он к докладу, едва войдя в дом. – Нам с тобой повезло! Во-первых, она симпатичная. Вроде блондинка. А может, и нет.

Василий плюхнулся в кресло, расстегнув на животе брюки, потому что дышать после такой трапезы было трудно, и загнул толстый мизинец. Пес с интересом следил за ходом его мысли.

– Добрая. И готовит хорошо. В доме у нее порядок, я посмотрел. Стесняется она меня, то есть не какая-нибудь шалава, это мы уже проходили. Хотя ты не помнишь, тебя еще не было. Детей у нее нет. Зовут Людмила, имя тоже хорошее, редкое. А пироги!.. Нет, пироги мы уже считали. Я про тебя рассказал, она вроде не против.

– Это главное! – успел вставить щенок, но Василий, увлекшись подсчетами, его не расслышал.

– Так, это сколько у нас выходит? Семь? Или восемь? – Он задумчиво посмотрел на загнутые пальцы. – Ладно, не важно. Будет нам с тобой хозяйка в доме. С первого раза нашли хорошую женщину. По-вез-ло! Понимаешь ты?!

– Ну и хорошо, – кивнул щенок, встал, длинно потянулся и потащился в спальню, оглядываясь на хозяина, как бы приглашая его последовать примеру.

– Обнаглел, обнаглел, – обиженно думал щенок, ворочаясь на своей подстилке. Потом прислушался – хозяин перестал возиться и кряхтеть, задышал ровно. Пес осторожно подошел к кровати, прислушался, тихонько лизнул свесившуюся руку… спит. Минуту спустя он устроился у хозяина под боком, повозился и тоже засопел.