7 футов под Килем - Анастасия Таммен
Тяжело вздохнув, я убрала телефон в сумочку и вышла в коридор.
– Ты в порядке? – спросил он. – Мне показалось, или ты смеялась в туалете?
– Тебе показалось, – покраснела я.
Он положил руку мне на плечо, увлекая за собой в столовую. После ужина нам точно нужно поговорить с глазу на глаз.
Оставшееся свободное место за столом находилось рядом с Патриком, и он галантно пододвинул мне стул. Весь вечер он подливал сок в мой бокал, подносил корзинку со свежеиспеченным хлебом и разве что не кормил с руки. То и дело я перехватывала довольный взгляд моей мамы. Знала бы она, какую переписку я собиралась продолжить сегодня вечером.
– За наших футболистов! – в третий раз провозгласил Ральф, поднимая бокал с вином.
На самом деле он не любил вино. Когда мы были во Франции и папа предложил заехать на винодельню, Ральф проговорился, что не понимает эту виноградную мочу, но пьет ее, потому что положено по статусу. Интересно, почему мы так боимся быть самими собой? Особенно с его деньгами Ральф должен был иметь шанс жить так, как ему хочется.
– За Мартина и Колина, – глухо отозвался папа.
После ужина мы с мамой и Клаудией принялись убирать со стола, Ральф повел папу в гараж хвастаться новыми клюшками для гольфа, а мальчишки улизнули в гостиную. Если быть честной, то наши семьи и правда хорошо гармонировали. Я представила встречу с Ником и его мамой. Она сюда бы совершенно не вписалась…
На кухне я взяла две порции мороженого в вафельных рожках и поймала Патрика в коридоре.
– Твое любимое: малиновое с ягодным соусом.
Он взял вафельный рожок и довольно улыбнулся. Я покрутила в руках свой, лизнула мороженое, набираясь смелости, и сказала:
– Патрик, нам надо поговорить.
Я оглянулась по сторонам, прикидывая, где бы нас не потревожили, и решила, что раз я уже смогла приехать к нему домой и пережить ужин без панической атаки, то и в его комнату смогу зайти. Это будет хорошим завершением дня и подтверждением того, что работа с фрау Кох завершилась успехом.
– Пойдем к тебе в комнату?
Он мгновенно отреагировал, взял меня за руку и потащил к лестнице на второй этаж. Меня словно отбросило в прошлое. Показалось, что в гостиной опять грохочет музыка, сотрясая стены дома, а пальцы Патрика расстегивают молнию на моем узком платье.
Он завел меня в комнату. Я попыталась успокоиться, вывернулась из его объятий, но голова закружилась, и десятки спортивных наград, расставленных на полках вдоль стены, заплясали перед глазами. Волоски на руках встали дыбом. Патрик, недоуменно нахмурившись, прислонился спиной к двери. И тут же голос Эммы ворвался в мое сознание: «Луиза Мария Штарк! Немедленно выходи, иначе я сломаю эту дверь».
Эмма! Если бы я ушла вовремя, как договаривались, если бы не обнималась с Патриком, с ней бы ничего не случилось!
Вафельный рожок выскользнул из пальцев и шлепнулся на пол, расползаясь кроваво-красной жижей. К горлу подкатила тошнота.
– Дай мне выйти! – заорала я, чувствуя, как перед глазами темнеет.
– Что? – сквозь шум в ушах донесся испуганный голос Патрика.
– Отойди!
Патрик схватил меня за плечи и слегка встряхнул.
– Успокойся, Луиза.
– Не трогай меня!
Я вырвалась из последних сил и, пытаясь сохранить равновесие, взмахнула руками и попятилась, но все-таки упала на пол, уперлась ладонями. Правая соскользнула, попав в малиновую жижу.
– Луиза…
Он бросился ко мне, но я отползла в сторону.
– Больше никогда не прикасайся ко мне! – Слезы градом полились по щекам. Я свернулась калачиком на полу и обхватив голову руками. – Никто не должен прикасаться ко мне…
Глава 34
Ник
Я в третий раз проверил телефон, одолженный у Йоханна, которого суд приговорил к ста восьмидесяти часам общественных работ, и вздохнул. Луиза молчала со вчерашнего дня, и мой желудок крутило от беспокойства.
– Хватит пялиться в телефон, – буркнул Майк, приглаживая усы и рассматривая себя в зеркале на солнцезащитном козырьке.
Я послал его куда подальше, но все-таки спрятал телефон в карман толстовки.
Мы сидели в олдтаймере Майка у центрального входа в больницу и ждали маму. Дождь мелкой изморосью покрыл лобовое стекло. Как хорошо, что у Майка в субботу не было смены и он согласился подбросить нас до дома, чтобы мы не толкались в общественном транспорте.
Лечащий врач оставил маму в больнице на неделю, чтобы проконтролировать показатели сердца и печени. Я навещал ее каждый вечер после тренировок, но разговор не ладился. Я ждал, чтобы она поклялась, что такого больше не повторится. Вместо этого она отводила взгляд и молчала.
Когда она вышла из стеклянных раздвижных дверей, Майк тут же захлопнул откидное зеркало и выскочил из машины, но дверью не хлопнул, а аккуратно закрыл обеими руками. Я не спешил, еще раз безрезультатно проверил телефон и только потом вылез из салона, хотя мысли то и дело возвращались к Луизе. Может, она все-таки решила вернуться к Патрику? Почему она вообще предложила секс по телефону, а потом пропала? От тревоги и ревности кровь запульсировала в венах. Я потер переносицу большим и указательным пальцем и крепко зажмурился, а потом посмотрел на маму. Она выглядела похудевшей – или это сошли отеки? – и очень домашней в свободном спортивном костюме и со скрученными на макушке в пучок волосами. Капли дождя блестели на ее щеках. Ее маленькую темную сумку уже подхватил Майк.
– Привет. – Мама смотрела на меня ясными глазами.
Где-то под ребрами защемило. Я кивнул и указал ей на сиденье рядом с водительским, а сам уселся на заднее, обтянутое блестящей коричневой кожей. По дороге домой из нас троих говорил только Майк, что само по себе было удивительно, учитывая его обычную немногословность.
– Мой дед обожал старые автомобили. Все детство я провел вместе с ним в гараже. Запах машинного масла был слаще, чем свежеиспеченного хлеба. Хотя я вру, бабушка приносила нам в гараж горячий хлеб прямо из духовки с плошкой масла, смешанного с чесноком и душистыми травами. Хрустящую горбушку отломишь, в масло окунешь, на язык положишь. М-м-м. – Майк довольно причмокнул. – Родители работали от рассвета до заката, и вот после школы мы с дедом сидели в заляпанных комбинезонах, лопали хлеб и любовались на эту красотку. – Майк мечтательно погладил руль машины. – Знаете, сколько километров она пробежала? Даже двадцати тыщ нет.
– Почему ты не стал автомехаником? – спросила мама.
Я непроизвольно дернулся – таким непривычно чистым был ее голос, без дрожи и ненавистного растягивания слов.
– Решил не смешивать хобби
