Элли и арфист - Прайор Хейзел
Дни проходят, наполненные ледяным молчанием. Те немногие разговоры, которые мы с Клайвом заводим, пронизаны колкостями и резкими замечаниями. Я делаю все, что в моих силах. Я готовлю самые любимые блюда Клайва. Я стараюсь следить за своей внешностью, наношу помаду и тушь для ресниц, надеваю самую красивую одежду, которую только может позволить холодная погода. Я пробую те немногие известные мне техники соблазнения, но они с треском проваливаются. Даже секс в воскресенье после обеда был отменен.
Я перестала ходить в Амбар «Арфа» (полагаю, чтобы доказать свою невиновность), но это делает меня еще более несчастной. Клайв этим не интересуется, так что отказ от любимого дела, скорее всего, напрасная жертва. В конце концов я решаю ему об этом рассказать.
– На всякий случай, если тебе интересно: я уже несколько недель не бывала в Амбаре «Арфа».
– Почему? – спрашивает он, как будто это не очевидно.
– Потому что… ну, потому что я решила, что тебе не нравится, что я туда хожу.
Он не смотрит на меня.
– Почему это должно меня волновать? Ты вольна делать все что захочешь. Ты же все равно это делаешь.
– Послушай, я стараюсь изо всех сил, чтобы у нас все наладилось. Я уже миллион раз просила прощения. Я перестала играть на арфе, хотя люблю арфу. – Это ошибка, и я понимаю это сразу, как только слова слетают с моих губ, поэтому я поспешно добавляю: – И я пытаюсь все исправить, потому что знаю, что была неправа. Я это правда знаю. Я так несчастна, когда у нас с тобой такие отношения. Скажи, что еще я могу сделать?
– Если ты любишь играть на арфе, почему бы тебе не пойти и не поиграть на ней? Я полагаю, сейчас ты не только ангел, но и мученик.
– Нет! – кричу я. Быть предателем мне вполне достаточно. – Клайв, пожалуйста. Я так тебя люблю! Давай просто станем такими, как раньше.
Фраза «я так тебя люблю» звучит высокопарно и фальшиво и больше напоминает крик отчаяния, чем крик любви. Клайв наконец-то поднимает взгляд и смотрит мне в лицо, но в его глазах нет ничего, кроме отвращения.
Легко понять, о чем он думает. Эту идею подкинула ему Рода, ее подпитали инсинуации Паулины и склонность к ревности, вшитая в его мозг. Мое поведение, ощущение собственной вины, мой румянец, ковыряние бровей, каждое мое слово и движение интерпретируются как очередное подтверждение неправильности совершенного. Наш единственный совместный визит в амбар лишь усугубил ситуацию. Клайв не увидел того, что я хотела: остались незамеченными вся уникальность и эксцентричность Дэна, его самодостаточность, то, что он как будто не от мира сего. Он увидел только то, чего боялся больше всего – то, что Дэн потрясающе привлекателен и что он знает меня вдоль и поперек.
Клайв однажды уже пережил предательство, когда много лет назад ему изменила моя подруга Джейн. Он доверял ей и беззаветно ее любил, а она грубо предала его чувства.
За его спиной она без зазрения совести спала с другими мужчинами.
Когда он наконец об этом узнал, он был ранен до глубины души. С тех пор на его сердце остались глубокие шрамы.
Теперь Клайв думает, что все повторяется. С одной стороны, я в ужасе от того, что он в состоянии заподозрить меня в подобном, но с другой – я ему сочувствую. Если бы только он позволил мне до него достучаться, если бы только он мне поверил! Я не могу придумать, как убедить его в том, что на самом деле все абсолютно невинно. Ситуация разрывает нас обоих на куски.
– Клайв, клянусь тебе чем угодно – Библией, могилой моего отца, всеми святыми, – у меня нет романа с арфистом.
Он отворачивается.
– Не пора ли ужинать?
* * *Период холода между нами все продолжался и продолжался, и внутри, и снаружи. Становилось невыносимо. Часть меня просто хотела умереть.
Я позвонила Кристине.
– Можно я приеду?
– Конечно, – ответила она. – Он все еще ведет себя ужасно?
– Да. Это его способ справиться с болью. Я не знаю, что делать, – призналась я. – Чем это закончится?
– Он одумается. Он тебя обожает, Элли. Всегда обожал и всегда будет.
Я не была так уверена.
– Сейчас все обсудим. Увидимся через двадцать минут. Я ставлю чайник!
День был мрачный. Деревья стояли, как скелеты, от них веяло сыростью и серостью. Холмы были окутаны туманом. Радио в машине не работало, и я не могла включить какую-нибудь бодрую музыку в попытке поднять себе настроение. Я проехала мимо трупа фазана, окровавленного и наполовину съеденного канюками. Это заставило меня вспомнить о Финесе. Господи, я даже по фазану скучала!
Что происходило там, в амбаре? Дэн и Эд сблизились… а как же Дэн и Рода? Мне было невыносимо об этом думать.
У меня был короткий период счастья, ослепительной, вдохновляющей радости под звуки арфы. Я испытала счастье творчества. Начала смотреть на мир новыми глазами. Но теперь моя собственная небрежность лишила меня всего этого. Кроме того, я навсегда потеряла доверие Клайва.
Я миновала деревни и въехала в переулок Кристины. Какое облегчение! Я обрадовалась и ощутила прилив бодрости, увидев перед собой ее крошечный домик. На окнах висели гирлянды, а на двери – самодельный рождественский венок. Я подошла и позвонила в колокольчик. Сердце затрепетало в предвкушении нормального человеческого общения. Но оно снова упало, как только я увидела подругу. Ее лицо покрылось пятнами и блестело от слез. Она крепко меня обняла.
– Кристина, что случилось?
Она завыла, уткнувшись в мое плечо.
– Я так рада, что ты здесь, Элли! Если бы ты знала, как мне плохо! Алекс только что позвонил и сказал, что все-таки не привезет свою девушку домой на Рождество! Я его даже не увижу! Они уезжают в Швейцарию, к ее родителям. В голове не укладывается, что он такой эгоист! А ведь он знает, как я переживаю. Он знает, какой подавленной я чувствую себя в это время года.
Я еще раз крепко ее обняла.
– Может, он еще передумает. – Это была единственная утешительная фраза, которая пришла мне на ум.
– Не передумает, – всхлипнула она. – Я знаю, что не передумает. Он полностью в ее власти и делает то, что она хочет! Мама для него теперь пустое место. Да заходи уже.
Я шагнула в прихожую и сняла пальто. Внутри было уютно. Центральное отопление у Кристины работает куда более активно, чем у нас, а еще у нее есть «Aga»[12].
– У тебя так красиво, – заметила я. Подруга уже поставила рождественскую елку, на которой мерцали гирлянды и красовались ее особые бордово-золотые безделушки ручной работы.
– Спасибо. – Она шмыгнула носом. – Но зачем все это? Кроме меня этой красоты никто не увидит.
– Я ее вижу, – возразила я.
– Отлично. Значит, увидят два человека.
Я ткнула пальцем в одну из безделушек.
– Я бы пригласила Клайва, но не думаю, что тебе придется по душе его компания.
Кристина снова меня обняла, и теперь мы заплакали вдвоем.
Она отстранилась, вытирая глаза.
– Ты только взгляни на нас!
– Жалкое зрелище, – согласилась я, вытирая лицо.
– Чай, чай, чай! – воскликнула она и поспешила на кухню. Я последовала за ней. На столе были разбросаны инструменты для изготовления ювелирных украшений. Мява свернулась калачиком на стуле рядом с печкой «Аgа».
Кристина схватила кружки и печенье.
– Это не может на нас не сказаться. Сезонное аффективное расстройство, Рождество и отбившиеся от рук мужчины, и все одновременно.
Я села на стул и стала играть с серебряной цепочкой.
– Значит, у Алекса с этой девушкой все серьезно.
– Думаю, да. Но мне он ничего о ней не рассказывает. Если не считать того, что она любит верховую езду.
– Скажи ему, чтобы он привез ее сюда и показал ей эксмурских пони.
– Я уже пробовала. Без толку. У ее родителей, очевидно, есть что-то, чего нет у меня. Так что я буду здесь совсем одна.
Как бы я хотела чем-нибудь ей помочь.
