Я тебе больно (СИ) - Чарли Маар
— Более искренне скажи, Насть.
И почему-то его спокойный тон и самодовольное выражение лица настолько выводит меня из себя и окончательно перевоплощает всю мою боль в злость, что, сама того не осознавая, и не успев дать оценку собственным действиям, я поднимаю вторую руку и с остервенением бью его по щеке. Так, что боль от удара отдаётся мне в предплечье.
— Нахрен идите! Так достаточно искренне?! — мой визг и хлесткий звук пощёчины разрезает воздух между нами.
Я точно не знаю, как мне удаётся высвободить руку, которую он держит, и всё же я вылетаю из машины и в буквальном смысле несусь к лифту, чувствуя, как меня колотит изнутри, а по щекам машинально текут горячие слёзы — смесь из моей обиды, страха и злости.
Добежав до лифта, я истерично жму на кнопку.
Открывайся чёртова кабина!
Как только двери разъезжаются, я влетаю внутрь лифта и уже нажимаю на кнопку нужного этажа, когда крупная фигура Багримова появляется в проёме.
— Нет! Уходите! Не хочу с вами разговаривать! — шмыгаю носом и качаю головой. — Что хотите теперь делайте! Можете меня уволить! Можете отозвать юристов от моего дела в Самаре! Мне всё равно! — я делаю шаг к нему и пытаюсь вытолкать из лифта, что, естественно, не выходит, так как он слишком огромный, чтобы это было так просто. — Оставьте меня одну! Я хочу побыть одна! Имею на это право! — к этому моменту мой плач уже превращается в самую настоящую истерику, дыхание сбивается и становится частым и поверхностным.
— Твою мать, Настя, никуда я не уйду! — в свою очередь рычит Багримов, заталкивая меня глубже в лифт.
Двери кабины закрываются, заперев нас в узком тесном пространстве. Лифт начинает движение.
Конечно, всё должно быть, как он решил!
Я бью кулаком по сильному плечу, затем второй раз и третий, потом перемещаюсь на грудь.
— Я вас ненавижу! Вы слышите?! Ненавижу! Я только родителей похоронила! Вы стояли со мной у могилы! Вы видели, как я плакала! Так почему же вы… вы позволили мне подумать, что вы разбились?! Вы хоть представляете, как я испугалась?! Вы… не могли предупредить?! — я луплю ладонями по его плечам, пока он пытается ухватить мои руки.
От ударов у меня начинает ломить конечности, но я не прекращаю наносить удары.
— Разве можно быть таким холодным и безразличным?! Ваши родители точно ваши? Где же ваша проклятая человечность?! В какую игру вы решили сыграть?!
— Господи, успокойся, Настя! — схватив мои руки, он фиксирует их над моей головой, вжав в меня в стенку кабины и навалившись на меня всем телом.
— Вы не имеете права ожидать от меня другой реакции! Немедленно меня отпустите!
— Да не ожидаю я другой реакции! Успокойся, я виноват! — он наклоняется, отчего горячее дыхание касается моих губ, а синие глаза оказываются так близко.
Из-за слёз синева расплывается, но я всё равно смотрю в глубокое лазурное небо, вдыхая запах духов, который уже, кажется, стал для меня чем-то обыденным, тем, что я привыкла чувствовать каждый день, и дышать этим, как кислородом.
— Я думала, что вы погибли, — выдыхаю с шумом, проглатывая слёзы.
— Прости меня. Я виноват. Мне нужно было предупредить. Я не подумал, Насть. Это было глупо и жестоко с моей стороны.
Мы стоим в такой позе, замерев и глядя друг на друга. Мои руки всё ещё зажаты сверху, его тело жмётся к моему. Тяжело вздымающаяся грудь касается его груди.
— Что мне с тобой делать, Настя? — неожиданно хриплым шёпотом спрашивает Багримов.
Затем его ладони отпускают мои запястья и обхватывают лицо, большие пальцы чуть нажимают на скулы.
— Что мне с тобой делать? — повторяет вопрос. — Я не герой романа. Я тебе больно… только сделаю.
Глава 49
Асти
Я тебе больно…
Как на повторе в моей голове звучат его слова.
Лифт издаёт характерный сигнал, и двери открываются на нашем этаже. Это немного приводит в чувства.
— А я вас… ни о чём и не просила, Марсель Рустамович. Мне ничего не нужно, — выдавливаю из себя, затем, воспользовавшись тем, что недалеко от открытых дверей лифта начинают звучать голоса, я проскальзываю под рукой Багримова и выбегаю из кабины, тут же направившись в сторону туалета.
Ноги дрожат. Не знаю, как мне удаётся дойти до уборной, не рухнув при этом прямо посреди коридора. Руки ломят от того, как я сильно лупила по каменной груди Багримова. Но самое ужасное — всё моё поведение сегодня Марсель Рустамович принял как признание в том, что он мне нравится. И его ответ на это можно перевести, как "мне нечего предложить тебе взамен".
"Ну, не ожидала же ты, Насть, что он скажет что-то другое?"
Я просто идиотка.
Почему меня так понесло? Я должна была сдержаться, в конце концов. Должна была спокойно подняться в офис, не предъявляя ему никаких претензий.
В туалете я какое-то время стою возле раковины, сунув руки под поток прохладной воды, и смотрю на своё отражение, пытаясь решить, что лучше всего делать дальше.
Да, грубо говоря, вариантов не так уж много.
И мне уже надоело, что практически всегда это выбор между "остаться или уволиться".
Сильнее всего жалит осознание того, что мне действительно не плевать на этого человека. Настолько не плевать, что страх — больше никогда его не увидеть, вызвал сумасшедшую истерику и злость.
Значит, он в самом деле сильно мне нравится. Очень нравится.
Именно поэтому в голове периодически рождаются вопросы, почему он так не похож на своих родителей. Почему то, почему сё… Просто мой мозг пытается найти пути быть с ним. А для этого мне нужна уверенность в том, что он вообще способен быть с кем-то. Любить и уважать.
И вот он заявляет, что способен только больно мне сделать.
Я должна угомонить свои чувства. Держаться от него подальше. Не придумывать о нём лишнего. Того, чего никогда не будет.
Я не должна быть как те девушки, которые с самого начала убеждают себя в том, что что-то смогут изменить, что человек рядом с ними станет другим, затем они верят в собственную иллюзию, а когда она разрушается, осколки больно режут сердце.
Я ведь долго верила в то, что смогу повлиять на маму. Что рано или поздно она поймёт, какой отец подлец, и что ближе и дороже дочери у неё никого нет.
