Слепая зона - Ольга Вечная
— Неважно, на какой машине писать стенограмму, в гонке по-любому все будет иначе. Натренироваться невозможно. Наша цель — ознакомиться с ландшафтом.
Что ж так сердце-то сжимается!
Он клеит на руль вверху, на двенадцать часов, кусочек пластыря и выкатывается на трассу. Жмет на газ. Начинается работа.
Я сижу позади и, затаив дыхание, наблюдаю за братьями. Платон, который еще пять минут назад хмурился и злился не по делу, мгновенно собирается. Взгляд проясняется, в движениях появляется такая ледяная уверенность и спокойствие, становится не по себе.
Я читала, что некоторые люди умеют жить быстрее. То есть для них время течет как будто медленнее, чем для всех остальных, отсюда высоченная скорость реакций. Супергеройские способности.
Егор перестает дурачиться совсем. Даже привычные мимические морщинки у глаз разглаживаются, а я думала, такого не бывает.
Смолины обсуждают повороты. Спорят.
— Сложный поворот.
— Для меня это не сложный.
— Блядь! Прости, Элин. А ты не видишь трамплин потом?
— Какой?..
Бабах! Подскакиваем как на горочке.
— А, этот. Черт. Пиши, сложный.
Едем дальше.
Проезжаем трассу на два раза.
Она не длинная, но действительно очень непростая — с крутыми поворотами, горками, ямами. А еще живописная. Только успеваю вертеть головой и щелкать на телефон потрясающие пейзажи.
Чернота стен завода, который явно когда-то горел, пугает и восхищает одновременно. Теперь вокруг летают птицы, вьют гнезда. Мощные хвойные деревья стремятся ввысь, сезонные речушки журчат вдоль дороги, набирают силу, напитываясь потеплением. Часть трассы проложена рядом с обрывом, и я прихожу к выводу, что организаторы — сумасшедшие.
Смотрю на затылки братьев. На их лица украдкой. Смолины максимально сосредоточены. Я тоже не дура — как мышь сижу, не отвлекаю. Мое дело — не мешать и фотографировать, но Егор то и дело поворачивается и бегло подмигивает. От этих простых знаков внимания душа надрывается, как красный, изрисованный сомнениями лист бумаги. В горле пересыхает. Платон крутит руль быстро и легко, называет градусы поворотов. Четко, предельно серьезно.
«Я им мешаю» — первая мысль в начале второго проезда.
«Я втянулась и безумно переживаю за обоих» — следующая. Крепкая, пустившая корни в нутро.
Делаю несколько фотографий братьев со своего ракурса. Они так близки, невероятно. Я тоже безумно люблю сестру и брата, но у нас троих абсолютно разные интересы, мы никогда не занимались чем-то вместе.
Игорь Смолин прав: игры закончились, происходящее слишком серьезно. Я планировала развлечься в классной компании. Какое тут развлечение!
Сутки с Платоном в одной машине были лишними. Мы зашли далеко, и продолжать делать вид, что все как раньше, — теперь гораздо сложнее.
В какой-то момент он съезжает с трассы, выходит из машины и осматривается. Изучает грунт, судя по всему. Егор быстро поворачивается, притягивает меня к себе и целует.
— С ума сошел! Тебе нужно сосредоточиться! — взрываюсь, отшатнувшись.
Сама себя не понимаю. Почему все будто на грани? Откуда эти чертовы ощущения, словно я неделю ничего не ела и теперь плыву от слабости?
— Да не бойся ты так, — смеется он. — Дядя Игорь тебе наговорил чего-то? Забей, все будет нормально. Маленький поцелуй на удачу. Ну же! — Егор широко улыбается. Тычет пальцем в щеку.
Платон идет по дороге вперед. Я быстро чмокаю и сразу смотрю на него — он уже повернулся обратно. Сердце долбит о ребра гулко и технично.
Платон садится в машину, на меня внимания не обращает совсем, поясняет Егору что-то по погоде и ландшафту. Братья включаются в активные рассуждения по поводу скорости и маневров.
А у меня кружится голова. Наблюдаю за Платоном. Как сжимает и плавно крутит руль, какие длинные у него пальцы. Четкий профиль, ровный крупноватый нос, совершенно обыкновенные тонкие губы, которые я не отличила бы от других и из десятка вариантов. Платон вообще не красавец по моим стандартам. Черная толстовка, черный жилет. Резковатая туалетная вода. Сердце сжимается от мысли, что хочу быть с ним.
Тяга становится сильнее, она глупая и бессмысленная, она приведет к новой боли и разрушению. Мы как минимум не во вкусе друг друга. Он мамина корзиночка, что живет в гараже. У нас обоих есть Егор! И Платон им дорожит точно больше, чем какой-то там телкой. То, что я испытываю, — наверное, гнусная похоть, которую нужно побороть. Что ж так кожа-то горит, зачем это?
Жила себе жила, а потом умом двинулась.
Что же я наделала?
Платон ведет себя так, будто меня не существует. Егор весело подмигивает и просит еще чуть потерпеть.
Машина снова останавливается, братья выходят на улицу, рассматривают трамплин. Я тоже выхожу, чтобы глотнуть воздуха и сделать пару снимков. Мимо проносятся несколько тачек.
Егор просит сделать фотографию — слушаюсь.
Потом он просит Платона сфотографировать нас вместе. Тот ни о чем не просит, но просьбу выполняет.
В лагерь я еду с непрекращающимся гулом в ушах.
***
Остаток дня мы с Платоном, к счастью, не пересекаемся, и становится полегче. Он общается с другими спортсменами и их командами — многих знает. Крутится вокруг Акулы, осматривая ее снова и снова. Откровенно любуясь.
Атмосфера вокруг крутая, и я наконец расслабляюсь. Стараюсь много фотографировать и скидывать енотам. На снимок, где два брата получились особенно хорошо, Кира присылает разбитое сердце.
В следующий раз я вижу Платона только на брифе. Это такое собрание для спортсменов, где объясняют правила и условия. Я поначалу слушаю рассеянно, но, когда организаторы доходят до темы чрезвычайных происшествий, ощущаю тревогу в полном масштабе.
Рассказывают, что делать при аварии. Как бездыханное тело товарища из машины доставать. Как тушить пожар. Как долго выдерживает защита.
Смолины, да и остальные гонщики, которых в шатер набилось под сотню, слушают, кивают, дают какие-то советы друг другу. Им весело. Они ни о чем не тревожатся.
Я поднимаюсь и незаметно выхожу на воздух.
Экипажи самоубийц.
Смолины появляются минут через тридцать — в прекрасном расположении духа. Смеются, толкают друг друга. Платон мажет по мне совершенно равнодушным взглядом, и я убеждаюсь, что все правильно.
Позже, уже перед квалификационным заездом, когда мы встречаемся у старта, он спрашивает:
— Что пожелаешь?
Весь последний час стремительно темнеет. Стартовая площадка неплохо освещена, и тем не менее скоро черная ночь. На Платоне красный фирменный комбинезон, видно, что очень хороший и дорогой. Перчатки. В руке шлем.
— Вам с Егором?
— Ага, — усмехается.
Вокруг нас носятся толпы мужиков. Уверенных в себе, настроенных на победу. Журналисты снимают репортажи,
