Драгоценный враг (СИ) - Реншоу Уинтер
— Что?
— Да. Шеридан спрашивает, видела ли я тебя в городе, слышала ли, чем ты занимаешься, — говорит Адри. — Она скучает по тебе. И честно говоря, по тому, как Шеридан говорит, я думаю, что она все еще любит тебя — просто боится признаться в этом, понимаешь? Из-за всего.
— Я сейчас вернусь.
Секунду спустя я сижу на переднем сиденье, нацарапывая записку на листке блокнота.
Я складываю его пополам дважды и иду обратно.
— Мне нужно, чтобы ты передала это Шер, когда увидишь ее в следующий раз, — говорю я Адриане. — Ты можешь сделать это для меня?
Она опускает темный взгляд на письмо.
— Да. Я могу это сделать.
Адри засовывает записку в задний карман.
— Август? — я уже на полпути к двери, когда она окликает меня по имени.
Я останавливаюсь.
— Да?
— Надеюсь, у вас все получится.
Положив руку на дверь, киваю.
— Получится.
Потому что я не откажусь от нее.
Ещё нет. Не сейчас. Никогда.
ГЛАВА СОРОК
ШЕРИДАН
В доме моих родителей пахнет как в зимней стране чудес. Как только я переступаю порог, меня встречает восхитительный коктейль из имбирных пряников, корицы, тыквы и сахарного печенья. Папа, очевидно, печет на славу…
— Привет, — машу я ему рукой, ставя сумку у двери.
Я не была дома весь семестр. Я сказала родителям, что была занята занятиями и клиническими исследованиями, но это было не совсем так. Хотя я прожила всю свою жизнь в Мередит Хиллз, все, о чем это напоминает мне сейчас, — это то единственное, душераздирающее лето.
И он.
Я не была готова вернуться.
Но я не могла отмазаться на зимние каникулы.
— Привет, малыш, — папа снимает рукавицы и кладет их на плиту, прежде чем обнять меня. — Мама в гостиной. Она не может дождаться, чтобы увидеть тебя.
Я направляюсь в соседнюю комнату и останавливаюсь на месте, увидев огромное дерево, которое занимает треть нашей крошечной гостиной и загораживает все переднее окно.
— Ух ты, — говорю я маме, пока она двигает и маневрирует рождественскими украшениями, идеально распределяя их. У нее хороший день. Папа сказал, что в последнее время у нее их много. А врачи считают, что ее болезнь Гийена-Барре отступает, поскольку уже несколько месяцев у нее не было приступов и слабости нервов. — Все по-другому… Почему она выглядит так по-другому? Она объемнее, чем я помню.
Мама улыбается, обнимая меня.
— Это потому что она не из начала девяностых.
— О, ты избавилась от старой?
— Эта штука разваливалась на части, и ты это знаешь, — смеется мама, хотя мне даже жаль старое дерево. Она была у нас с самого детства, и эта штука была старше меня. Мои родители купили ее за десять баксов в «Гудвилл». И никогда не могли позволить себе заменить ее — до сих пор.
В прошлом месяце мой отец получил компенсацию. Это не так много, как они надеялись, но этого достаточно, чтобы изменить их жизнь к лучшему. Это, безусловно, изменит ее здоровье в лучшую сторону, это точно. А это уже достаточная компенсация в моих глазах.
— Твой отец сказал тебе, что заберет меня на выходные на Новый год? — спрашивает мама. — Он еще не сказал мне, куда мы едем. Это сюрприз.
Я рада, что родители могут отправиться в путешествие, даже если это всего на пару дней, но эти деньги у них всего месяц, а они уже прожгли в их карманах дыры размером с сигарету. Если они не будут осторожны, то все это будет накапливаться.
— Я тут подумала, мама… — говорю я. — Теперь, когда у вас с папой есть немного лишних денег, может быть, вам стоит взять на себя оплату услуг сиделки на дому? Вернуть Августу его деньги?
Она делает паузу, доставая украшение Санты.
— Это правильный поступок, — говорю я. — Он сделал это только потому, что хотел быть со мной, а ты этого не позволила. Теперь это как-то нечестно, не находишь?
Мама поджимает губы.
— После всего, что эта семья сделала с нашей, я думаю, это более чем справедливо.
— Но Август не имеет к этому никакого отношения.
— Поверь мне, Монро не потеряли ни цента из этих денег. Я сомневаюсь, что Винсент даже знает, что они пропали.
— Все равно это ничего не исправляет.
— Эта семья причиняла нам много горя на протяжении многих лет. Они покушались на наши имена, репутацию, средства к существованию…
— Может быть, просто подумаешь об этом?
Она возится с другим украшением, передвигая его на пару веток.
— Август хороший человек, мама, — добавляю я. — Он добрый. И у него доброе сердце. Мне жаль, что у тебя никогда не будет шанса увидеть это.
Мама поджимает губы, как будто подавляет то, что действительно хочет сказать. Затем делает шаг назад от дерева, чтобы осмотреть свою работу.
— На твоем комоде что-то есть, — ее голос такой низкий, что я почти не слышу ее.
— Что?
— В твоей комнате. На твоем комоде. Там записка для тебя, — она избегает смотреть мне в глаза.
Я мчусь в свою комнату, сердце стучит в ушах, и нахожу сложенный листок из блокнота, который лежит между свечой в ванильной банке и полупустым флаконом духов, которые мне подарили два дня рождения назад.
Развернув его, вижу синие чернила и горстку слов от мужчины, которого я люблю.
Розочка.
В ту ночь, когда я впервые увидел тебя, я шел тебя спасать. Веришь или нет, но я думал, что ты тонешь. Никогда не мог представить, что в итоге меня спасешь ты.
Спасибо, что впервые в жизни показала мне, что такое любовь.
Спасибо, что спасла меня от монстра, которым мне суждено было стать.
Я люблю тебя сейчас. Я буду любить тебя всегда. И если ты когда-нибудь передумаешь, я буду ждать.
— Драгоценный враг
— Как давно это у тебя? — спрашиваю я маму, когда нахожу ее стоящей в дверях. — И как ты ее получила?
— Адриана занесла записку в неделю после Дня благодарения, — говорит она.
Теперь становится понятным, почему мои родители так стремились навестить меня на День благодарения, вместо того чтобы пригласить меня домой. Они, вероятно, полагали, что Август вернется, и, держа меня рядом и за пределами города, сохранят надежный клин между нами.
Несколько недель назад Адри написала мне сообщение о том, что занесла в дом письмо для меня — я предположила, что она имела в виду почтовое отправление, например, старую квитанцию об оплате или налоговый документ с работы. Мне и в голову не пришло, что Адри имела в виду буквальное письмо… никто больше не пишет писем.
— Я просто пыталась защитить тебя, — говорит мама, вздыхая. — Мне не нравится, что он Монро. И я никогда не прощу его отца за то, через что он заставил пройти нашу семью. Но я готова признать, что, возможно, я ошибалась насчет него.
— Не может быть, мама.
Схватив ключи, сумку и пальто, я поспешила к двери.
— Куда ты идешь? — окликает она меня.
— К нему.
Я спускаюсь по вычищенным от снега ступенькам и потрескавшемуся тротуару и забираюсь в свою еще теплую машину.
Два месяца назад я удалила его номер.
Я гуляла с друзьями, выпила слишком много рома и колы и убедила себя, что поступаю правильно. Что если у меня больше не будет его номера, то будет легче, потому что исчезнет искушение написать ему или позвонить.
Когда я проснулась на следующее утро, мне потребовалась секунда, чтобы вспомнить, что я сделала.
Но вместо того чтобы чувствовать себя сильной, меня тошнило от рома и сожаления.
Через пятнадцать минут я уже у кованых ворот особняка Монро, судорожно нажимаю на кнопку звонка.
— Резиденция Монро, чем я могу вам помочь? — пожилой мужской голос приветствует меня через динамик.
— Здравствуйте, я пришла к Августу. Он дома?
