Его дерзкая девочка (СИ) - Коваль Алекс
— Ты мне врал! И ты! — смотрю на маму, что обнимает себя за плечи и тоже плачет. Будто ей больно. Будто ей тяжело, но а я! Как же я?! Это же моя жизнь, и она рушится на глазах, как долбаный карточный домик!
— Злата это ничего не меняет, слышишь ты меня? Я твой отец! Ты Романовна, ты Золотарева, ты моя дочь, и плевать, что…
— Плевать? Плевать, что во мне течет кровь другого человека, о котором я знать не знаю?!
— Этот человек — ничтожество! — наконец-то прорезается голос у мамы. — Он никогда не был достоин тебя!
— А вы?! Вы достойны?! Вы врали мне все двадцать два моих года! Изо дня в день, глядя прямо в глаза, врали!
— Мы не врали! Ты никогда не должна была узнать о существовании этого монстра, ясно?! Мы просто вычеркнули любое упоминание этого негодяя из твоей жизни. Из нашей жизни! Злата, послушай, Олег Мартынцев — ужасный человек, он и мизинца твоего не стоит!
— Он мой отец! — взвизгнула я, отшвыривая эту дурацкую игрушку, что до сих пор прижимала к груди.
— Рома твой отец, Злата!
— Нет! — топнула я ногой.
Мне было обидно!
Я чувствовала себя просто полной дурой, которую все это время водили за нос. Я злилась, я психовала, я бесилась, в конце концов! Продолжала реветь и никак не могла уложить в голове то, что только что услышала.
— Да! — рявкнула мама. — Хватит, перестань!
— Что перестать, а, мама?!
— Злата, посмотри на меня, — вклинился в наше бодание зареванных глаз спокойный голос отца. Я повернулась, вот только, судя по взгляду, спокойствием там и не пахнет. Я не контролировала себя, я плохо отдавала отчет тому, что несу, и я совершенно не думала, как мои слова сейчас могли отразиться на нем, но я была зла! Я была задета до глубины души, мне хотелось рвать и метать. Хотелось разнести этот дом в гребаные щепки! Разобрать в труху!
— Я люблю тебя, малышка, слышишь меня? Мне неважно, какая у тебя там кровь, ты понимаешь? Ты. Моя. Дочь! Ты росла на моих глазах, Злата. Не делай так, не отворачивайся сейчас! — голос спокойный, лицо генеральный директор умеет держать отлично. Но вот взгляд папы — в нем было столько боли! Дикого, животного страха. Непонимания и отчаяния.
А мне хотелось уколоть еще сильнее! Сделать еще больнее! Показать, каково это, когда небо рушится на твою голову, с треском и грохотом разнося все к чертям собачьим.
— Нет, ты не мой отец! — прорычала я, чувствуя, как дрожат губы. — Я тебя знать не знаю! — крикнула, но голос предательски дрогнул.
Я развернулась и сорвалась на бег. Вон из этого дома, полного лжи! Подальше от этих людей, которые столько лет водили меня за нос, как маленькую тупую идиотку!
ТимурЯ уже почти был дома.
Припарковал тачку Златы и собирался заскочить в супермаркет. Купить какую-нибудь редкостную фаст-фудную гадость и закрыться к черту ото всех. Переварить сегодняшний день и сообразить, что вообще делать дальше без клуба и стабильно хороших бабок, что он приносил.
Такой был план.
Однако ему не суждено было сбыться.
Когда я собирался выйти из машины, в салоне что-то пиликнуло. Быстро и отрывисто. Звук показался знакомым. Будто пришло СМС. Но не на мой мобильный.
Оглянувшись, я пошарил по карманам и увидел мобильник Златки, который принцесса забыла на переднем сидении. Экран подсвечивался, телефон долбил входящий вызов. Судя по имени абонента, записанного как «Папуля», это звонил Роман Георгиевич.
У меня что-то тревожно щелкнуло за грудиной. Будто предчувствие. Только вот чего?
Вызов прекратился, экран погас. Только вот ненадолго. Не прошло и минуты, как телефон начал разрываться вновь.
Вопрос: на хера отец трезвонит принцессе, если я высадил ее у дома, сдав девчонку практически из рук в руки?
Теперь мне стало окончательно не по себе, и я прежде, чем успел себя остановить, схватил мобильник Золотаревой и ответил на вызов.
Как оказалось, не зря.
Сбивчиво и сумбурно Золотарев-старший объяснил, что принцесса смоталась из дома прямо в жутчайший ливень. Без зонта, куртки, сумки и, как оказалась, без телефона, который она забыла у меня в тачке. Как итог, и ни он, ни жена теперь не могли ее найти, носясь по поселку. Охрана прочесывает местные улочки, а сам Роман Георгиевич за рулем поехал в сторону трассы, предполагая, что его любимая дочурка потопала в сторону города.
Твою мать, Злата! Что ты творишь?
Какого черта у них там произошло, что девчонка в такую погоду потащилась на улицу? Да в такую дождину самая бессердечная тварь собаку на улицу не выгонит, а тут…
Времени раздумывать не было. Я завел мотор и сорвался снова, уже непонятно какой раз за день в сторону дома Златы. Внутри все скрутило от страха за принцессу.
Я чудом ее заметил на автобусной остановке.
В такой ливень дворники еле справлялись, даже мысль была остановиться и переждать, когда хоть немного поутихнет дождь. И чисто случайно, по какому-то странному наитию, будто за нитку дернули, посмотрел на эту пустующую остановку, и вот она.
Торможу, выскакиваю из машины. Девушка даже головы не поднимает, обхватила себя руками за плечи и сидит с опущенной головой. По волосам стекает вода. Да она промокла вся до нитки. Трясется, дрожит и ревет.
— Злата?! — в два шага оказываюсь рядом с ней. — Злата! — трясу ее за плечи, заставляя посмотреть на меня. — Что стряслось, черт возьми? — замечаю ее зареванное лицо. Глаза красные, по щекам текут слезы. И эти тихие всхлипы как ножом по сердцу.
Ни слова от нее. Это пугает пуще прежнего.
Подхватываю на руки и несу к машине. Усаживаю на сиденье, а сам лечу тут же за руль, но уезжать не тороплюсь. Включаю печку на всю мощь, ее — Злату — нужно отогреть, или хотя бы попытаться это сделать. Ей ни в коем случае нельзя переохлаждаться или, боже упаси, заболеть.
Снимаю с себя пиджак, благо, он почти сухой, и тянусь к девушке. Не обращая внимания на ее потерянное состояние, задираю подол ее платья, пытаясь снять, но куда там. Тряпка прилипла к ней как вторая кожа.
— Давай, девочка, помоги мне снять его с тебя.
— Тебе только это и нужно, да? — выдирает из себя слова и смотрит на меня с какой-то ненавистью. Черт! А мне казалось, что мы этот этап прошли.
— Дура! — закипел я тут же. — Ты же промокла вся. Заболеть решила и ребенка нашего угробить?
Девушка послушно приподнимается. Поднимает руки вверх, помогая снять мокрый сарафан, который я тут же откидываю на заднее сиденье тачки. А на плечи принцессы накидываю свой пиджак. Она тут же закутывается в него, ежась от холода.
— Домой? — интересуюсь.
— Нет, — трясет головой и снова всхлипывает.
Да черт же возьми, что у них там приключилось?
Кидаю еще один взгляд на нее и вдавливаю педаль газа в пол, разворачивая машину в сторону города. Веду машину, осторожно одной рукой набираю сообщение Роману, ее отцу, что девушка у меня и домой не хочет. Везу к себе. На что тут же приходит ответ:
«Спасибо огромное. Не выпускай ее никуда».
Вот и все. И что бы это значило?
Доезжаем до дома черепашьим темпом почти за час, я паркую машину. Злата сама выходит, как была в моем пиджаке практически на голое тело. Дождь немного утих, и теперь с неба сыплет какая-то морось, но ужасно похолодало. Пробирает до костей.
Девушка молча топает в сторону подъезда, отсвечивая своими голыми ногами. И черт! Не о том думаю, совсем не о том…
Подхватываю ее на руки и захожу в подъезд. Девушку потряхивает. Я даже слышу, как ее зубы отбивают чечетку. Ускоряю шаг и, как долетаю до квартиры, не помню. Все действия словно на автопилоте. Ставлю на ноги Злату и открываю дверь. Дальше все делаю быстро. Запираю дверь, в душевой включаю воду, не горячую, но достаточно теплую для того, чтобы хоть немного согреться.
— Злата, давай в душ, быстро! — командую, а она слушается, и это тоже откладывается у меня в подсознании. Словно мою прежнюю Злату сломали. Словно в ней что-то надломилось. Она покорна, молчалива, а в глазах застыла вселенская печаль.