Его дерзкая девочка (СИ) - Коваль Алекс

Алекс Коваль, Анна Мишина

Его дерзкая девочка

Пролог

Утро.

С пробуждением организма первым просыпается слух. Тишина, полная. Если не считать гула барабанов в ушах, но это скорее последствие алкоголя, которого вчера было в достатке, нежели концерт афро-группы под окнами частного дома.

Затем медленно, но, слава богу, я начинаю чувствовать свое тело. Вернее, неимоверную тяжесть в нем. Я девушка спортивная, трижды в неделю посещаю зал и, казалось бы, к физическим нагрузкам привыкла, но сегодня болит все! Буквально каждая мышца, даже те, о существовании которых я не знала, ноют. Так, словно я всю ночь акробатикой занималась или танцевала до упаду, но никак не отдыхала, просопев в подушку до обеда. Я не тороплюсь открывать глаза, потому что веки будто свинцом налиты. Невозможно поднять их без помощи подъемного крана. А голова такая тяжелая, словно ее набили ватой.

В общем, утренние ощущения не поднимают настроение, наоборот, давят его на корню. Сползать с постели нет никакого желания. Собственно и не надо. Выходной: пар нет, работы тоже, а урчащий от голода желудок подождет. Да и не уверена я, что с такого жесткого похмелья мне удастся в себя что-нибудь впихнуть.

Так что в какой-то сладкий момент я снова забываюсь, уплывая в царство Морфея, вальяжно развалившись на своей кровати и примяв к себе подушку, но только пока на меня наглым образом не заваливается чья-то… тяжеленная рука, которая притягивает к себе с каким-то невнятным бормотанием в районе моей макушки.

Сон слетел, дремота тоже.

Но и это были еще цветочки.

Ягодки начались потом, когда я онемела от неожиданности, а чужая, явно мужская конечность скользит вверх по телу, смело обхватив грудь.

Я чувствую, как большая ладонь собственнически сжимает ее, от чего соски тут же твердеют, а тело простреливает ноющая боль, собираясь внизу живота, словно напоминая, что что-то было совсем недавно. И это «что-то» явно не игра в крестики-нолики, а вкупе с перенапряженными и ноющими мышцами… Твою мать!

Вот тут-то я резко и проснулась окончательно, а в голове со скрипом закрутились шестеренки. Где я? Что вчера произошло? И кто со мной в одной постели? В моей постели! Наверное…

Мысль, что я ничегошеньки не помню из событий вчерашнего вечера, как ушат ледяной воды.

— Черт побери! — бурчу я, вцепившись в одеяло что есть сил, резко вскакиваю с постели и обматываюсь им, дернув на себя, с удивлением понимая, что оставила мужика в кровати валяться в чем мать родила.

Мой мозг явно еще пьян, потому что вместо того, чтобы закатить скандал и осмотреться, я большими глазами пялюсь на незнакомца и подмечаю, какой он красавчик. Нет, лица я не вижу, потому что лежит он на животе, обнимая подушку, с которой я вскочила. Его кожа цвета кофе с молоком потрясно смотрится на контрасте с белоснежной простыней, а черная шевелюра в беспорядке разметалась. Широкая рельефная спина, накачанная упругая задница, мускулистые красивые руки — парень явно не манкирует тренажеркой. Одна его нога чуть подогнута, и красавчик сладко спит.

И он абсолютно голый.

То есть совершенно.

Из «одежды» на нем только что часы на запястье и тату. Черные каллиграфические буквы, протянутые вдоль позвоночника. Похоже, что-то на латыни.

«Tale Quale…»

Что это значит, я понятия не имею, но мне это уже все не нравится.

Очень не нравится!

Я осторожно подхожу к постели и, одной рукой придерживая одеяло, другой толкаю того, кто там лежит.

— Эй, ты, — сначала шепотом, но когда ответа не последовало, уже громче, — вставай давай и проваливай!

Толкнула парня в плечо.

— Слышишь меня?

В ответ ноль реакций на мои действия.

— Эй, проваливай, говорю! — повышаю голос и снова его пытаюсь растормошить, получая в ответ взмах рукой.

— М-м-м-м…сь, — звучит рокочущее совершенно нечленораздельное и моему слуху неподвластное.

— Просыпайся давай! Да кто ты такой, чтобы валяться в моей кровати?! — снова толкаю гостя, начиная не на шутку злиться. То, что он красавчик, не дает ему права валяться у меня дома, тем более, не дай боже, предки вернутся раньше запланированного, вот картина будет: здрасьте, я ваш зять.

— Сваливай, черт бы тебя побрал, из моего дома!

— Какого еще твоего? — расслышала наконец недовольный голос парня, как обухом по голове получила. Даже отшатнулась.

Да ну…! Да быть того не может!

Пока я в изумлении открываю и закрываю рот, «гость» дерганно поворачивается на спину, представляя моему взору все свое идеальное тело с четкими кубиками пресса и… утренним внушительным стояком. А когда я все-таки поднимаю взгляд к его лицу, по достоинству оценив его «достоинство», встречаюсь с темным глубоким карим взглядом, который пробирает до мурашек.

Со знакомым, надо отметить, взглядом.

Очень и очень, мать его, знакомым!

— Тимур?! Абашев, какого хрена ты тут делаешь, да еще и голый?! — вскрикиваю я, выдыхая возмущенно.

— Это ты какого дьявола стоишь с моим одеялом, Золотарева?! — отвечает мне в тон «старый знакомый», совершенно сбивая меня с толку.

— Каким это твоим? С фига ли?! — рычу, но наконец-то благоразумно оглядываюсь по сторонам, понимая, что обстановка комнаты отнюдь не походит на мою спальню. Во-первых, судя по виду из окна, это не частный дом, а многоэтажка. И, во-вторых, достаточно аскетичная студия невеликих размеров.

— Убедилась? И не хрен орать с утра пораньше, истеричка, — фыркает, обратно заваливаясь на подушку, Тим, более известный в моих кругах как редкостный говнюк Тимур Дамирович Абашев, и растягивается на кровати.

Сколько же я вчера выпила и как вообще могла повестись на это смазливое лицо?

Сказать, что я в шоке, ничего не сказать.

— Чего застыла? Давай, сваливай, — рычит парень, а глаза его светятся неподдельной ненавистью. Злобой. Конечно, это даже неудивительно, потому что абсолютно взаимно!

Я его ненавижу. Терпеть не могу. На дух просто не переношу с тех пор, как эта глумливая мажористая скотина чуть не совратила мою подругу. И не важно, что она уже замужем и счастлива, за его отцом, кстати говоря, который, не в пример сыну, оказался мужиком с большущей буквы! Все равно гадскую натуру Абашева младшего это не изменило!

Снова непонимающе заглядываю под одеяло, убеждаясь, что там мое тело абсолютно голое, так же, как и тело парня, и сбитые простыни, да и раскиданные по полу шмотки явно говорят о том, что мы…? Мы все-таки переспали?

Вопрос проскальзывает в моей голове, а ответом мне служит тянущая боль внизу живота.

Судя по всему, да и не раз.

Позор тебе, Злата Романовна! Гореть тебе в аду, в узком котле и две вечности подряд!

— Какого черта происходит?! — беру себя в руки. — Ты почему раздетый, Абашев? И как я здесь вообще оказалась, да еще и с тобой?! — я начинаю судорожно взглядом ощупывать комнату в поисках своей одежды. Сваливать отсюда надо. Быстро и без оглядки.

— Слишком много вопросов. Я предпочитаю баб молча провожать, поговорить я могу и с радио.

— Потому что только радио и может стерпеть твой треп!

Обхожу постель и нахожу свои разорванные, практически в клочья, трусики. Боже, ужас какой! Что тут вообще происходило?!

Как представлю, что мы тут: я и Тимур… кошмар!

Шлепаю босиком из комнаты, вообще не помня прошедшую ночь. Провал. Амнезия. Память как отшибло, и слава богу. Такого позора — помнить секс с парнем, которого терпеть не могу до искр из глаз — я бы не пережила. Даже если нам было хорошо. Даже если нам было фантастически круто, я этого не признаю никогда! Ни за что! Ни за какие коврижки!

На свое платье я натыкаюсь в коридоре, подняв его, обнаруживаю испорченную молнию. У-у-у, зверюга! После такого любимое платье только для мусорки и сгодится, но мне нечем его заменить, поэтому, пока я скрыта от глаз парня, надеваю его, придерживая руками края молнии. Прямо так, без нижнего белья, потому что кружевной бюстгальтер нахожу уже потом, живописно висящим на ручке двери.