Надбавка за вредность - Вера Эпингер
Сама не заметила, как разоткровенничалась. Для меня лошади были настоящим живым воплощением сказок. И я любила говорить о них.
— Вы открываетесь мне с совершенно другой стороны, Кира. Сегодня… сегодня я повел себя недостойно. И мне неприятно от того, что я вас обидел. Почему вы сразу не сказали, что по телефону разговаривали о лошадях?
— А вы бы поверили? После всех этих фразочек?
— Конечно, нет, — усмехнулся начальник и оторвался от созерцания фотографии. — И все это время вы молча проглатывали мои оскорбления. Я поражен.
— Да бросьте, Кирилл Романович. Каждый имеет право на мнение. То, что у вас сложилось обо мне именно такое, и моя вина.
— Так вы примите мои извинения?
Молча кивнула и встала со стула, подходя к полкам с папками. Воронцов тоже открылся мне в новом свете — оказывается он может быть нормальным, когда захочет.
— И еще… Зря вы сказали про кольцо. Вы такую свинью мне подложили…
— Я растерялась, — пожала я плечами. — Сказала первое, что пришло в голову. Извините.
— Ладно, сказали и сказали. Машину времени не изобрели… — потер переносицу Воронцов. — Только вы не надейтесь, что я действительно подарю вам кольцо.
— Избавьте меня от этого, Кирилл Романович. Мне такого счастья не надо.
Воронцов как-то резко перестал улыбаться, серьезно свел брови к переносице.
— Я вам должен подарок, Кира.
— Нет, — покачала головой. — Не должны. Мне ничего не нужно.
— Кира, не упрямьтесь. Я должен искупить свою вину.
Прищурилась. Интересно, он действительно считает, что подарок может исправить ситуацию?
— Вина искупается не подарками. Мне важно было, чтобы вы изменили обо мне свое мнение. Вы это сделали. Мне достаточно.
Немного кривила душой — все-таки хотелось немного позлорадствовать, но я приструнила эти порывы.
— И все-таки… Разберемся с этим позже. А сейчас, когда с лирической частью покончено, мне хотелось бы услышать о ваших встречах с Державиным. И как можно подробнее.
Еж Кирилл Романович Воронцов снова свернулся в клубок, выставляя колючки. Такая резкая перемена поведения начальника всколыхнула в душе недовольство. Мне понравился открытый, любопытный и интересующийся Воронцов.
— Рассказывать особо и нечего, — я все-таки решилась сказать правду. Часть правды. Посвящать Воронцова в то, что Максим ухаживал за мной, не хотелось. Учитывая вспыльчивость и живой ум Кирилла Романовича, он может надумать много интересного. — Сейчас я припоминаю, что мельком видела его в эту субботу. Мы со Светой, хозяйкой Миши, как раз шли в поле на съемку. Державин был в обществе Левина, хозяина комплекса, и еще какого — то представительного пожилого мужчины. Левин попросил нас остановиться, чтобы показать гостям Мишку.
— Это все? — скептически сцепил руки на груди начальник.
— Не совсем, — подумала, что нужно рассказать и о происшествии в воскресенье. — В воскресенье я снова увидела его. Точнее… В общем, я спасла его, — и уставилась на начальника, выжидая.
— В каком смысле?
— Я шла за Мишкой, когда увидела нового тренера и новичка на лошади. Прогремел какой — то шум и кобыла испугалась, понесла. Я и рванула на плац, поймала кобылу. А когда увидела, кто верхом, оказалось, что это был Державин.
— Вы хотите сказать, что остановили лошадь на скаку?
— Ну да, — кивнула я. — Я Баттерфляй знаю, занималась с ней долго. Приманила лакомством и поймала за повод, когда она ко мне бежала.
— Хм.
Новый факт обо мне похоже несколько ошарашил Воронцова. Надеюсь, он мне не предложит в горящую избу войти?
— И что было дальше?
— Да ничего.
— Спасибо, что рассказали мне правду. Это ведь вся правда, Кира? — показалось, будто проницательный взгляд заглянул в душу, но я стойко выдержала это проникновение.
— Да, — кивнула я, начиная сомневаться, что поступаю правильно. — Еще, конечно, была одна вещь…
— И какая же? — тут же встрепенулся начальник.
И вот тут я поняла, что, если ее скажу, то вся наша легенда — коту под хвост. Ведь Державин делал вид, что видел меня всего лишь мельком. А, значит, не мог следить за моей тренировкой, помогать мне качать колеса и уж тем более сталкивать меня на машине на обочину… Кажется, я совершила самую важную стратегическую ошибку — теперь я полностью завишу от Максима. От того, что он решит сказать Воронцову. И сомневаюсь, что он не воспользуется этим шансом. Скажи я сейчас, что мы с Державиным обманули Воронцова — все, пиши пропало. А, может, обойдется?
— Я не знала, что он Державин. Я ведь так и не посмотрела, как он выглядит… и сегодня очень удивилась, увидев его и узнав имя.
— Вы поступили безответственно, — спокойно сделал мне выговор начальник.
— Я понимаю. И мне безумно стыдно за это.
— Знаете… Похоже я все-таки могу на вас положиться. Несмотря на те гадости, которые я о вас думал и которые, к счастью, оказались ошибочными суждениями.
— Главное, что вы это поняли, Кирилл Романович.
А затем шеф резко сменил тему. Поинтересовался забронированными билетами и номерами — я подтвердила, но спрашивать, для кого они, не стала. Кстати, видимо Воронцов пользовался огромным доверием местных авиалиний — по крайней мере я смогла забронировать на его имя билеты без указания второго пассажира. Кириллу Романовичу останется лишь полностью назвать необходимые данные в аэропорту, и он получит билеты. Интересно, с кем он едет? Вряд ли он возьмет меня. Да и я поехать не могу… обещала ведь Свете попробовать снова начать прыгать.
Вылет завтра с самого утра. Вернется начальник в пятницу вечером. Меня снедали муки совести. Но признаться во лжи оказалось выше моих сил… Сама виновата ведь! Сама!
— Кирилл Романович, — сказала я тихо, когда начальник уже пошел к себе.
— Да? — он обернулся и даже улыбнулся.
— Помните, я предлагала вам зайти к себе?
Он кивнул, прищурившись и едва заметно напрягшись.
— Вы тогда еще так резко уехали… Прервали меня, и я не договорила. Я только хотела накормить вас, Кирилл Романович. И ничего больше. Не знаю, что вы подумали.
— Я уже понял, Кира, — он поправил ворот рубашки, практически сделал шаг за порог, но застыл, вновь обернувшись. — С днем рождения.
И тут же ушел, как будто выдавливал из себя эти слова.
А моя совесть продолжала реветь, грызться, царапаться и всячески показывать свое недовольство. И я откровенно боялась, что правда выплывет наружу. И потому… потому нужно было раз
