Сердце пацана - Ядвига Благосклонная
Зыркнув по сторонам, я обреченно вздохнул. Мало мне Бобрихи с её вселенским даром находить приключения, так еще и её подружек вытаскивать из говна. Не спеша встал, расправил плечи, не отводя холодных глаз от некультурного дядечки за сорок, с весьма прозрачными и дурными намерениями.
— Дядь, давай по-хорошему. Отпусти девчонку, — подойдя, кинул мужику стальным голосом, чтобы ни тени сомнения не возникло, что я могу и по-плохому.
Павлова дернулась, вырываясь из похабных лап некультурного посетителя. Обеспокоенно на меня покосилась и сглотнула, сделав трусливый шаг назад. Испугал Павлову, свиное рыло!
— У вас тут все такие борзые? — прищурился он. — Видишь, кошечка сама ко мне ластится. Правда, малышка?
Павлова плотно сжала губы, насупилась и брезгливо отвернулась, демонстрируя свое женское «нет».
— Не вижу, а вот у тебя, смотрю, совсем худо со зрением, — оскалился. — Хочешь могу подправить? — корпусом повернулся к нему, тем самым давая понять, что за базар я отвечал.
Мужик приосанился, пальцем постучал по столу, с тоской поглядел на свою несостоявшуюся «добычу», выдохнул, махнул рукой и изрек:
— Забирай кралю. Я люблю более покладистых.
Отнюдь не нежно схватив Павлову за локоть, потащил к кухне, матерясь себе под нос. Несколько раз упомянул ее мать, затем под раздачу попала бабушка, после еще нелестных эпитетов в адрес ее заносчивой личности, мы остановились у кухни. Павлова сложила руки на груди и потупила хитрые глазенки в пол, которыми по-обыкновению проводила всех в восхищение.
— Прости…
Схватившись за волосы, взмолился в потолок. Еще раз сквозь зубы просипел проклятия и обратился к девушке.
— Павлова, ты хоть немного соображаешь? Смекалка совсем не фурычит? Какого хрена ты тут устраиваешь? Если ты думаешь, что никто не замечает, что ты уже который раз нарываешься на неприятности, то спешу тебя огорчить. Я все вижу.
— Я не специально, — бормотала она невинным голоском. — Они сами…
— Ну конечно, — фыркнул. Мне стоило начать носить футболку с надписью «лох», а лучше набить себе на лбу тату. — Какой это пятый, шестой?
— Седьмой, — брякнула, сдаваясь. Голову она так и не подняла, стыдливо вжимая ее в плечи.
— Ну и нафига?
— Так получается…
Миротворцем мне не быть, защитник из меня тоже так себе, да и советчик хреновый… Однако, последнее что я сказала Павловой, было:
— Угомони свои таланты и спрячь зубки. Нарвешься однажды и пообломаешь.
Больше мне делать в этом месте было нечего. Довольно приключений! Развернувшись, тяжелыми шагами потопал на выход.
— Белов! — крикнула мне в спину Павлова. Я остановился, но не повернулся. — Спасибо…
Качнув головой, я распрощался с этой конурой на трое суток. Трое суток иллюзии хорошей жизни.
Дома привычно тихо. Зайдя в комнату, я нахмурился, заметив что комната освещалась слабым светом.
Телефон.
Щелкнул на блокировку, усилием воли заставил себя не залазить в личное пространство девчонки. Со вздохом положил телефон обратно на стол, но тот, играя на моих нервах, снова запиликал.
Нет. Не буду читать.
Резко схватил телефон со стола.
Боже, какой я идиот…
Бесцеремонно открыв сообщения, я почувствовал как челюсть судорогой свело.
Что за….?
«Оленька, доброй ночи!»
«А где моя любимая розовая пижамка?»
«Оленька, ты сводишь с ума… В последнюю нашу встречу ты себя плохо вела, пора тебя отшлепать.»
Кто. Это. Нахрен. Такой.
Оленька? Может этот гусь номер перепутал?
Мрачно пролистал вверх. Переписки регулярные. Только вот Мышь не отвечала. Почему? Оленька…
В голове что-то щелкнуло. Шестеренки в мозгу закрутились.
Оленька…
Твою мать! Кощей… Сука!
Нашел.
Застегнул ремень, надел пуловер, схватил телефон и вмиг оказался около машины, напрочь забыв про куртку.
А если он ее нашел?
Я лихо вылетел со двора. Медлить было нельзя. Руки с силой сжались на руле, костяшки пальцев побелели.
Почему же не сказала? Почему молчала? Глупая… глупая мышка.
Дверь машины громко хлопнула, стрелой я взлетел на третий этаж. Плевать на время. Плевать на соседней. Лишь бы только была дома. Только дома… Палец нажимал на звонок без перерыва. Кулак требовательно ударился об дверь.
— Кто там? — тихий испуганный голос раздался за дверью, а меня отпустило.
Дома…
— Бобрич, — прорычал, вспоминая, что мышь скрыла от меня. — Открывай, — рявкнул.
Замок щелкнул два раза и светлая не шибко смекалистая головушка боязливо высунулась в проем.
Мои глаза сузились до щелок, а её испуганно раскрылись. Дернул дверь на себя, вырывая из маленьких ручек девчонки, и прижал ту к себе, жадно вдыхая запах волос.
— Мышь, какого фига? — тихо прошептал, осторожно пальцами пробираясь по ее спинке. Щека прижималась к моей груди, сама Бобрич сжалась колючим ежиком, а руки свисали вдоль тела, не намереваясь обнимать меня в ответ.
— Что происходит, Белов? — проворчала она, попытавшись отстраниться от меня, но я держал её крепко.
— Ты оставила у меня телефон, — напряженно выдавил, и нехотя отпустил ерепенившуюся мышку.
— Да, я знаю, — рассеянно пролепетала и смущенно сложила руки на груди. На той груди, которая проступала холмиками сквозь легкую белую футболку. На той груди, на которой горошины сжались.
Черт!
Сглотнув скопившуюся слюну, отвел бесстыжие зенки. Жар опустился к низу живота. Это мука! Смотреть на нее и не иметь возможности прикоснуться.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — хриплым голосом бросил.
Она недоуменно на меня взирала. Из всех возможных фраз сказала самую глупую.
— Почему ты без куртки?
В этом невинном вопросе было столько заботы, что мне стало больно. Рассмеявшись нездоровым смехом, взъерошил волосы.
— Бобрич, объясни мне, пожалуйста, что в твоей голове происходит? Какие нахрен метаморфозы?
— Герман…
— Я что тебе говорил?
Она все еще не понимала.
Что ж, я ей доходчиво объясню. Развею это недоумение.
Достав из кармана джинс телефон, разблокировал. Аида потянулась за гаджетом, но я отвел руку в сторону. Нашел переписку, сунул ей под нос,