Одна на Троих (СИ) - Ласка Уля
Вывести её из круга общения Маши, – ставлю себе ментальную пометку я.
В то время, как она протягивает руку, извиняясь, что именно из–за неё нам пришлось прервать свой вечер с дочерью.
Вика вклинивается, сообщая, что всё нормально, и это намного более интересно, чем просмотр дурацкого ужастика. После чего они уже вдвоем хихикают от души, не обращая на нас внимания.
Ну ладно, Вике–то простительно, а эта туда же?
Ладно, хорошо то, что хорошо кончается, успокаиваю я себя.
Ещё несколько реплик с Бариновым. Его притворная речь, насчёт радости по поводу наших визитов в любое время дня и ночи и, наконец–то, мы выходим наружу.
Лёшку ждёт машина с охраной, которую подогнала бабуля.
Раиса Матвеевна всегда славилась здравомыслием, в отличие от своего ветреного внучка.
Отвожу его в сторону, оставляя Вику, на свой страх и риск с блондинистой Ариной.
– Почему Никита не стал разбираться до конца? – задаю я больше всего волнующий меня вопрос.
– Ну ты же помнишь ещё в первый день – "Она моя! Я нашел её первый! Руки прочь от моего цветочка! " А сейчас оно ещё и наложилось.
– На что? – непонимающе переспрашиваю я.
– Пап! Прикинь, Риша занимается настоящим серфингом! – подлетает, ко мне Вика, с восторгом делясь приобретенной информацией.
– Как давно он уехал? – игнорирую восторг дочери, обращаясь опять к Лёше.
– Около двух часов.
– Так, с этим точно нужно разобраться сегодня, – вспоминаю до чёртиков перепуганную Машу, после стычки с Соболевым. – Возьмёшь обеих к себе, – принимаю решение я, указывая на блондинку и дочь. – Я быстро всё улажу и заеду за Викой.
– Без проблем, – покладисто, соглашается Чернов и вдруг почему–то советует быть аккуратнее и мягче с Никитой.
Ну–ну. .
Пара наставлений Вике, нейтральное прощание с Ариной, и уже через сорок минут я оказываюсь перед воротами особняка Соболева.
Меня тут явно не ждут. . .
Внешний периметр особняка Соболева больше напоминает неприступный бункер. Да, собственно, так оно и есть. После смерти родителей он многое изменил внутри, наружная же сторона осталась неизменной, как напоминание тем, кто, возможно, ещё не оставил планов посчитаться с нынешним хозяином за прошлое, которое перешло ему в наследство вместе с домом.
Телефон Никиты отключен.
Безуспешно набираю номер ещё раз. Неприятное покалывание воротниковой зоны заставляет напрячься.
Хорошо, тогда пойдем через ближний круг, – делаю я звонок Максу, уж этот–то обязан ответить.
Отвечает. Четко. По существу. Без какого либо эмоционального окраса. И только на мой вопрос о том, впустят ли меня в дом, запинается и просит подождать.
Та–а–ак. . .
За Машу я не переживаю. Ничего плохого Никита ей точно не сделает. За пять лет, проведенных бок о бок, я достаточно хорошо его узнал. Агрессия напоказ – часть образа, который порой помогает нам в решении многих вопросов, которые при ином раскладе нереально тормозили бы процесс развития бизнеса.
Сейчас меня беспокоит только то, что претензии к Маше по поводу его оскорбленного достоинства подзатянулись. По тому, как она себя ведёт и действует, видно, что от того, что она высказала ему по поводу нашего комплекса, не осталось и следа. Да чего стоит один восторг, с которым она вчера на вечере рассказывала про дальнейшие перспективы развития переработки отходов.
Непроизвольно расплываюсь в улыбке, вспоминая светящиеся азартом глаза цветочка.
Что касается личного, так уже давным–давно не морочил бы девочке голову, а рассказал правду про то, что на самом деле произошло между ним и Стеллой и спровоцировало ту волну негатива в СМИ. Но нет, с упорством барана, Никита продолжает поддерживать ореол, мать его, тайны.
– Илья Константинович, вы можете въезжать, – всё же снисходит до того, чтобы выпустить меня внутрь хозяин, но опять же приглашает не сам.
А когда я вижу, что встречает он меня во дворе с явным намерением не впускать в дом, средней степени беспокойство перерастает в набирающую обороты тревогу.
– Что происходит? – не даю я ему начать отвлечённый разговор, переходя к главному.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Конечно, а кому такое понравится. . . Каменное лицо, играющие на скулах желваки. Почти незаметное движение корпусом, позволяющее, в случае чего, его ведущей руке сразу же начать действовать.
Ого, это что ещё за хрень?. .
– Где она? – перехожу к единственному важному на данный момент вопросу.
Та–а–ак. . . А теперь ещё и взгляд! Острый и жёсткий, а сведённые к переносице брови только усиливают эффект неприятия.
– Соболев, Лёшка сказал, что ты выпил, но выглядишь так, как будто под чем–то позабористее. Ты меня вообще узнаешь?
– Зачем ты приехал?
Ну да, в лучших отцовских традициях. . . И я из любопытства даже поддержал бы его игру, но. . .
– Зови Машу. Я отвезу ее домой.
Глаза Никиты сужаются, подбородок слегка выдвигается вперёд, а ещё пара движений просто вопит о полном отсутствии доверия между нами. .
– Соболев, какого хрена? – предпринимаю последнюю сдержанную попытку я, поскольку желание схватить его за шкирку и вытрясти всю дурь, настойчиво даёт о себе знать.
Резкий бросок руки, на который удается отреагировать вполне адекватно, так как это всего лишь телефон в его руке.
Телефон, зависший перед моим носом и красочно демонстрирующий мой вчерашний поцелуй с Машей.
Шикарный поцелуй. . . Проваливаюсь я в прошлое на пару секунд, но скрип зубов Соболева быстро возвращает меня назад.
– И что? Если Маша переживает по поводу слухов, которые могут возникнуть, я хоть сейчас сообщу всем, что. . .
– Воронов! – прерывает меня Никита, даже не позволив договорить фразу. – Я нашел и привёл человека, который, наконец–то, более–менее нам подходит. И как только она начала работать. . . Илья! Это я должен у тебя спросить, какого хрена? Ладно, Чернов. Она сама сообразила, как на него реагировать. Но ты?! !
Вполне закономерный вопрос с его стороны в контексте сложившейся ситуации, но я слишком хорошо знаю Соболева. Как и он меня. И эти преувеличенные переживания по поводу того, что пара фотографий может нанести хоть какой–то весомый урон нашей репутации?. . Репутации Маши? Возможно. Но только не теперь, когда мои мысли несколько раз в течение дня возвращались к ней и просчитыванию вариантов, как лучше вписать всё это в нашу жизнь.
– Никита, я надеюсь, ты не вывалил на неё всё то дерьмо, которое могло возникнуть у тебя в голове, после просмотра этих фотографий? Это была моя инициатива и вся ответственность. . .
Он вновь вклинивается в мою речь, всем своим видом показывая, что не желает даже слышать мои доводы и задаёт всего один вопрос:
– Зачем она тебе?
В первое мгновение я зависаю от своей реакции – мозг начинает подбирать логичные факты для обоснования причины, а вот всё остальное тело подбирается в желании нанести один точный удар, расчищающий мне путь к Маше.
Соболев – соперник?! ! – как обухом по голове, бьёт внезапно обрушившаяся мысль.
– А тебе? – не нахожу ничего лучше, как просто отзеркалить его вопрос, потому что мозг оказывается бессилен соединить несоединимое.
А вот теперь это уже стойка бойца готового к атаке.
– Соболев, твою ж мать! Ты рехнулся?
– Нет, – на полном серьезе отвечает он. – Сегодня она переночует у меня, а завтра утром я отвезу ее домой. Они всё равно не собирались возвращаться ночью.
– Хорошо, – заставляю себя успокоиться, радуясь хотя бы связности его речи. – Тогда объясни мне, почему ты бросил Чернова и Арину в клубе. Ты видел, что она сделала – это не уровень Лешкиных разборок.
– Он зажал бабки, чтобы заткнуть тому недоноску рот?
– Соболев, это открытие клуба Баринова, вип–зона, там все с деньгами.
– Ха, я никогда не поверю, что Баринов не смог усмирить кого–то ради своего постоянного клиента.
– Тот недоносок оказался сыном Власова.
Нет, в адеквате, понимаю я, потому что Никита смачно сплевывает ругательство и мгновенно становится тем, кого я знал все эти пять лет.