Исключая чувства (СИ) - Ставрогина Диана

На рассвете Лара, уткнувшись лицом Диме в грудь, вдыхала его запах, слушала равномерное дыхание, чувствовала, как он нежно перебирает пальцами ее волосы и иногда прижимается губами к ее виску.

Незнакомое, удивительное счастье ошеломляло. Не было ни тревоги, ни напряженности. Только нега и умиротворенность. Покой.

Впервые за бесконечно долгие годы Лара засыпала не одна. В теплых, уверенных объятиях. В надежной безопасности. В любви.

Эпилог

Я прощаю

Одиночество и грусть,

Ты сказал, что в них

Я больше не вернусь

В. Горбачева

Стоя у широкого окна с бокалом шампанского в руках, Дима с радостным сердцем украдкой наблюдал за сидевшей за праздничным столом Ларой. Минувшую новогоднюю ночь они провели вдвоем и уже сегодня, первого января, приехали в гости к его родителям на пару дней.

Прибытие многочисленных родственников четы Аверинцевых ожидалось ближе к Рождеству, и начинался год в узком семейном кругу. Лара, избежав перспективы знакомства с парой десятков человек за вечер, вздохнула с облегчением; Дима только посмеивался над ее трогательным волнением. Не о чем было переживать: его родители ее обожали. Мама, якобы совершенно не заметно взявшая Лару под крыло, никому не дала бы ее в обиду.

Когда в августе Дима все-таки согласился на относительно пышное празднование своего дня рождения, им с Ларой впервые предстояло появиться в качестве пары перед толпой народа. Они до сих пор время от времени спорили, кто в тот чудесный августовский вечер трясся больше: Лара ли, боявшаяся, что не сумеет вписаться в компанию, или Дима, опасавшийся, что неформальное сборище его иногда не очень умных друзей Ларе придется не по вкусу.

В родителях он был уверен на сто процентов, но все-таки удивился, заприметив, как усердно и в то же время ненавязчиво мама старалась сделать все, чтобы Ларе, единственной новенькой в кругу давно знакомых людей, было комфортно и не одиноко. Отец, естественно, не долго страдал скромностью, прежде чем увлек Лару в обстоятельный профессиональный разговор. Впрочем, другого Дима и не ждал. Еще бы эти двое трудоголиков не спелись.

Возможно, мама была в таком восторге от Лары именно потому, что та оказалась юридически компетентна и с энтузиазмом продолжала беседу с севшим на своего любимого конька батей, когда остальные лишь вежливо кивали.

Даже сейчас два главных трудоголика в семье, склонившись друг к дружке и забыв про еду, о чем-то оживленно переговаривались. В мысленном диалоге с самим собой Дима ставил на новый правозащитный проект, в который батя еще осенью пригласил Лару, не обратив ни капли внимания к сыновьим причитаниям о том, что одной конкретной женщине стоит спать больше пяти часов в сутки.

Кто бы его слушал, ага.

В гостиную из кухни вернулась мама, изучила расстановку сил за столом, что-то грозно сказала отцу, и тот поднял руки в капитулирующем жесте. Засмеявшись, Лара выпрямилась на стуле и приняла позу примерной и послушной гостьи, самоотверженно готовящейся отведать все блюда, что предложит хозяйка дома; искрящимися весельем глазами она искала Диму.

Через мгновение они обменялись понимающими взглядами. Он шутливо ухмыльнулся: кое-кто только что получил втык за ударный труд в праздничные часы. В ответ она вздернула бровь, дразнясь. Они бы и дальше играли в гляделки, что приносили им массу удовольствия, но родители уже вдвоем втянули Лару в новый разговор.

Дима совсем не возражал. Все, наконец, было так, как должно быть.

При всей деликатности родителей по отношению к его прошлой и настоящей личной жизни, он с уверенностью мог сказать, что ни Катя, ни Вика не вызывали у мамы с батей столь очевидного восхищения. К Ларе же они, несмотря на ее вежливую настороженность, прониклись искренней симпатией, и в скором времени она ответила им взаимностью, что Диму радовало больше всего.

Лара оттаивала. По чуть-чуть, продвигаясь маленькими шажочками, она открывалась и училась доверять. Ему, его родителям, своим чувствам и желаниям. После ее появления на пороге его квартиры они сближались медленно и, несмотря на влекущую их друг к другу силу, пытались оставаться благоразумными.

Дима не торопился в первую очередь ради Лары, позволяя ей осторожничать. Он видел, что ее пугает неизвестность: она никогда не состояла ни с кем в серьезных отношениях, никогда ни с кем не делила быт и совместное проживание. Она боялась, что на практике ничего не сработает, и Дима день за днем доказывал ей обратное.

Они спокойно обсуждали и решали любые затруднения, никогда не ссорились, не цеплялись друг к другу из-за ерунды. Никто из них не был склонен к устраиванию сцен и эмоциональному шантажу. Что бы Лара про себя ни думала, с ней было легко, а не сложно.

В декабре они, наконец, прекратили ради ее душевного спокойствия делать вид, что еще не перетащили по половине гардероба в квартиры друг друга, и съехались. Их совместная жизнь была даже лучше, чем Дима себе представлял. Он был счастлив и наслаждался каждым новым днем.

Ему нравилось все.

Засыпать с еще разгоряченной после потрясающего секса, расслабленно прижимавшейся к его груди Ларой. Просыпаться с ней же, разомлевшей и полусонной. Готовить по очереди ужины. Вместе работать в гостиной. Читать и обсуждать книги. Смотреть кино, валяясь на диване. Устраивать свидания. Гулять по заснеженным московским паркам. Навещать родителей, ходить в гости к друзьям.

Быть вместе и заниматься самой обычной рутиной — все это составляло счастье, важнейшая часть которого — замечать, как день ото дня ярче сияет Лара. Расслабленная, свободная, позволившая себе жить без оглядки на страх. Она больше не таила чувства и не скрывала себя настоящую. Не от него.

Она доверяла ему, и Дима собирался оправдывать это доверие всегда.

* * *

Отвлекшись на пару секунд от обстоятельной дискуссии с Александром Анатольевичем (ей, конечно, давно предложили обращаться только по имени и не мучиться, но она пока не осмеливалась), Лара вновь встретилась взглядом с Димой и ласково улыбнулась, теряясь от той силы, что чувствовалась даже на расстоянии в несколько метров.

Иногда он так на нее смотрел… с такими благоговением и любовью, что Лару одновременно переполняли и безумный восторг вперемешку с неверием (в ошеломляющем противоречии и верилось, и не верилось, что она может быть настолько важна и любима), и щемящий страх подвести, не дать ему всего, что он заслуживает. Он ведь по-настоящему потрясающий.

Увидев его впервые на корпоративе год назад, она, восхитившись его внешностью, вдруг подумала, что его как будто на заказ для нее сделали. Кто же знал, что она окажется настолько права?

Нельзя было перестать удивляться тому, как они друг другу подходили. Не в волшебном смысле безупречного немого взаимопонимания и безумных чувств, а в самом что ни есть настоящем, прозаичном даже, но в том и заключалось настоящее волшебство. Среди миллионов людей повстречать именно того, с кем вы достаточно похожи, чтобы любую ситуацию решать обоюдно-приятным компромиссом, и достаточно различны, чтобы всегда находить друг в друге вызывающие влюбленный трепет загадочность и новизну, — редкое чудо.

Она была счастлива с Димой. Счастлива, как никогда прежде. Жизнь стала яркой во всю свою полноту, без затаенных, недоступных прежде сторон. Лара чувствовала себя трусливым канатоходцем, который лишь спустя долгие годы, наконец, отважился пройти по канату без страховки и уже на другом краю пропасти осознал, что риск стоил всего.

Конечно, ее страхи никуда не исчезли. Было невозможно вдруг превратиться в легкомысленную дурочку, по своей воле потерявшей память, только чтобы отмахиваться затем трусливо-избегающей реальность присказкой «Со мной такого не случится». Нет, Лара не забыла, какой внезапно жестокой и отбирающей самое дорогое бывает жизнь, но она училась принимать эту сторону человеческого бытия. Теперь она была достаточно сильна, чтобы не позволить страху управлять собой.