Отец моего парня (СИ) - Бушар Сандра

— А затем мне это? Конечно не узнает! — ахнула я и увидела на лице Виктора Семеновича робкую надежду. Рано радовался! — Я вашу девушку найду и ей об этом расскажу.

— Может ее и нет, — моментально выпалил тот, и я ничего не ответила. — Маш, ну ты чего, а? Это шутка была? ШУТКА. Поверка на вшивость. Димка у нас баб любит, страх просто. И каждая его потом, как липку пытается обобрать: то квартира, то машина… Я же за него переживаю!

— И вы так каждую проверяете, да? — удивилась я, взглянув на украшение. — Интересно…

— Нет. Не каждую, естественно. И это – для другой цели куплено, — угрюмо выпалил тот, по шумок забрав ожерелье и обратно его в сейф. — Забудем, а? Молодец ты, я доволен. Можно спать спокойно.

— Меня вот другое волнует… Почему именно МЕНЯ вы решили проверить, а? — спросила я, а потом тут же отмахнулась. Даже слушать его доводы не хотела. — В общем так: прощать я вас не буду. Пусть вас народ прощает, ага. А я отомщу. Причем в самый не подходящий момент. На свадьбе, к примеру. Вообще атас!

— Маш, — попытался сказать строго, но вышло нервно. — Лучше Диме расскажи. Хочешь, я сам?

— Не-а, — настроение резко стало лучше. Веселой походкой последовав к двери, я даже ручкой ему помахала. — Не хочу. Он же вас убьет, а мне потом облом, никакого веселья. Мы женщины, существа кровожадные. Вы же ресторатор, должны знать: месть блюдо, которое подают холодным.

Виктор Семенович поправил галстук, которой резко начал его душить и нахмурился:

— Чего ты хочешь?

— Ха, вы мне еще «честное слово русского депутата» дайте… До свидания! — открыв дверь, я уже почти вышла. Потом развернулась и шепотом добавила: — Вы если еще острых ощущений заходите – звоните. Я на тайский бокс пять лет ходила. Хоть попрактикуюсь…

А затем вышла в общий зал и вернулась к Диме. Он долго выспрашивал меня, где я была так долго, а сослалась на женские делишки. Мол, макияж пока подправишь, прическу…

— Знаешь, — крепко обняв мужчину, я заглянула ему в глаза и прошептала, — ты у меня самый-самый лучший! Столько придурков вокруг, жуть просто…

— И откуда такие выводы, Машунь? — насторожено спросил тот. Но я не дала ему времени на раздумья, а просто поцеловала. Было так хорошо в тот момент, спокойно. — Видимо, кто-то с вишенками заспиртованными переборщил…

— Я не пила! — возмутилась, кивая на стол, где до сих пор стояла моя одинокая чашечка кофе.

— Зато тортик ела, — найдя взглядом тот самый тортик, на которой мужчина грешил мое внезапное хорошее настроение, взял тарелку в руки, отломил кусочек и вложил мне в рот. С таким видом, будто виагру в меня пихал: коварным и обольстительным. — Мне нравится, пчелка. Надо доставку таких на каждый день оформить.

— Я же толстая буду и страшная, — горестно вздохнула. Была бы моя воля, ела бы на завтрак, обед и ужин одни конфеты.

— Ты то? Ага, конечно, — недоверчиво покачал головой мужчина, оценивающе пройдясь взглядом по моим выпуклостям. А затем, видимо для проверки форм, не двойственно положил ладонь на бедро. Те телу прошли уже знакомые импульсы, кожа стала влажной от пота. — Раз ты так просишь, придется тебе кардио устроить. Три часа каждый день – минимум. Чего не сделаешь ради фигуры. Да, малыш?

— Ма-а-ашь, — губы мужчины были устремлены мне куда-то в шею, от чего кожа вибрировала, дрожала, покрывалась мурашками. Низ живота стягивало в напряженный ком… Особенную роль в этом играли руки, беззастенчиво скользящие по пятой точке. — Ну, Машунь… Поехали ко мне, а?

— Не могу, — наигранно горестно вдыхая, я беззастенчиво зарылась носом в копну его волос, перебирала пальцами короткие волосы, слегка натягивая их на себя. Это успокаивало. — Дела…

— Какие у тебя еще дела могу быть, а? — прыснул он, немного раздраженно. Крепче вжимая меня в себя. Будто я собиралась бежать, ей богу. — Еще и без меня.

— Важные, — закивала активно, — Очень-очень важные…

Ощущать тепло его кожи, пусть даже через одежду, было чем-то настолько приятным, что мозги плавились до состояния переваренной овсянки. Авто было припарковано прямо возле общежития, но с угловой высокой кирпичной стены, где нас никто не мог заметить. Тем более, ночью. При отсутствии фонарей-то.

Нервно втянув воздух, Дмитрий Петрович немного оттянул меня в сторону за волосы, заглядывая своими карими глазами в самую душу:

— У тебя еще неделя каникул. Чем ты собралась заниматься, мм?

Он не выглядел довольным. Отнюдь. Словно подозревал меня во всех грехах мира. Я же не собиралась перед ним отчитываться и лишь неопределённо пожала плечами.

— Этим ты можешь и в моем доме заняться, — внезапно ошарашил меня тот, припадая губами к шее. Я сдавленно застонала, прикусив губу до легкого жжения. Скользкий язык очертил жилку, а затем засосал тонкую кожу. Легкая боль отозвалась сильнейшей судорогой возбуждения. Я судорожно вжалась в его бедра и ощутила каменный стояк.

— Я не говорила, — мысли путались, голос охрип, — чем буду заниматься…

— Всем, малыш, — прорычал он жадно, сминая ладонями мою грудь через блузу. Затем как-то ожесточенно проник рукой под одежду, поднял лиф и сжал сосок. Этого хватило, чтобы я окончательно сошла с ума. — Всем ты сможешь заниматься рядом со мной!

— Не уверенна, — прошептала я, понимая, что в шаге от совершенно глупого оргазма. В одежде и даже без нормального контакта.

Он прошипел себе под нос что-то совсем не предназначенное для детей с яростным матом, а потом отстранился от меня. Теперь я была на расстоянии вытянутой руки. Задыхалась, глядя в его злые глаза в полном изумлении.

— Больше никакого секса в машине, пчелка, — клятвенно пообещал мне он с какой-то злорадной усмешкой. — Хочешь секса? Поехали ко мне.

— Ну, как знаешь, — скрывая досаду, я опустила взгляд, поспешно одергивая блузу. — Нет, так нет.

Под его насмешливый взгляд, быстро перелезла на пассажирское сидение, натянула верхнюю одежду и готова была уже уйти, даже дверь почти открыла, а потом решила стереть это самовольство в лица Дмитрия Петровича:

— Что ты знал, меня вообще ближайшую неделю в городе не будет. А может и дольше. Так что секса нигде не будет… У меня так точно…

Я дернула дверь, чтобы уйти, но она оказалась заблокирована.

Цокнув недовольно языком, я повернулась к нему и закатила глаза. Мол, давай. Начинай свою тираду.

— И куда это ты собралась? — строго спросил он. Таким тоном, которым обычно детей за непослушание отчитываю, ей богу.

— Тебя это касаться не должно, — в том ему отчеканила по слогам.

Дмитрий Петрович холодно рассмеялся, потом многозначительно накрыл колено своей медвежьей ладонью.

— Я тебя сейчас может очень сильно удивлю, малыш, — качнул он головой, наклоняясь ко мне так близко, что дыхание заставляя волосы на голове шевелиться, — но я ЕДИНСТВЕННЫЙ, кого это должно касаться!

— Чего это вдруг? — фыркнула, хмуро глядя под ноги.

Еще с детства у меня выработался рефлекс: когда приказывают – делай наоборот. Я выросла, а привычки остались прежними. И хоть одна часть меня шептала, мол надо все было рассказать мужчине сразу, а другая не хотела этого делать. Ведь неделя вдалеке могла отдалить нас с Димой. Гладишь, и влюблённость пройдет. Если повезет, совсем его забуду… Возможно, так только на пользу обоим пойдет?

— «ЧЕГО ЭТО ВДРУГ?!» — кривляя меня, зарычал тот, — Еб твою мать, блядь, Маша! — тяжело дыша, он с размаху долбанул кулаком по рулю, и я вздрогнула, подняв на него взгляд. Мужчина был не просто в бешенстве, он был еще в полной растерянности, от которой щемило сердце. Каждое его последующее слово заставляя меня трястись все больше и больше, потому исходило откуда-то из самой его души: — Потому что ты нужна мне! Потому что не могу без тебя! Потому что я переживаю за тебя! Потому я хочу быть рядом и заботиться, нах, о тебе! Всегда. Каждую секунду. Каждый час гребанного дня!!... Я могу продолжать так еще долго. Надо? НАДО, МАШ??

Мои глаза стали влажными, а внутри поселился дикий стыд.