Возьми меня с собой - Бочарова Татьяна Александровна

Открытый патрон валялся далеко, у самой стены, рядом с ножкой трюмо. Рядом в клочьях пыли лежала сама помада. Лера выудила футляр и попыталась достать помаду, но та скользила, пачкая пальцы. Тут взгляд Леры наткнулся на смятую бумажку, застрявшую в плинтусе. С ее помощью она подцепила безнадежно испорченное содержимое патрона и извлекла на свет божий.

Жаль. Придется покупать новую. Лера вздохнула и выкинула футляр в корзинку для мусора, стоявшую возле рабочего стола. Затем отправила туда же помаду, машинально расправила бумажку.

Это была записка. Крупным, ровным почерком в ней значилось:

Пришлось срочно уехать. Извини. Все объясню при встрече.

Кто это, интересно, Н.? Ах да, Николай. Видимо, он был здесь накануне отлета в Венгрию со своей очередной пассией и оставил отцу записку, засунув ее за раму зеркала.

Как трогательно! «Целую». Похоже, отца и сына действительно связывают нежные чувства. Можно только позавидовать. Вот, например, у самой Леры все совсем не так. Мать ей как чужая, ни за какие коврижки Лера не поделится с ней самым сокровенным, не расскажет о своих горестях, не попросит совета. Она и о разводе с Ильей ей не сообщила. Зачем? Та только будет пилить, говоря, что она сама виновата, занималась ребенком, мужу не уделяла достаточно времени, вот он и утешился на стороне.

Сколько Лера себя помнит, мать всегда относилась к ней чрезмерно сурово, критично, не прощая даже мелких промахов, заставляя приносить из школы одни пятерки, по вечерам требуя неукоснительно оставаться дома даже в подростковом возрасте.

Неудивительно, что, едва Лере стукнуло семнадцать и она получила школьный аттестат, только мать ее и видела. Даже Машка и та не выносит долгого общения с бабушкой. Когда та приезжает, через неделю начинаются слезы, ссоры и скандалы. Мать кричит Лере, что ребенок распущен, дочка жалуется, что бабушка вечно ворчит и ругается. Оттого и не отправляла Лера ни разу девочку в родной город, как это делают почти все приехавшие в Москву с периферии.

Сама она давно, как только Машка родилась, дала себе слово, что будет растить ребенка иначе, чем растила ее мать.

Лера рассеянно покрутила записку в руках и, скомкав, бросила в корзину. Легко сказать, растить иначе, по-другому.

А как это сделать, если приходится тащить девочку с утра в садик, оставлять целыми днями одну или под присмотром чужих людей?

В коридоре хлопнула дверь — это вышел из ванной Максимов. Через минуту он возник на пороге комнаты, свежий, бодрый, подтянутый и полностью одетый. Лере вдруг показалось, что она совсем глупая, неопытная, ничего не знает о жизни, в то время как он знает все. Знает, как существовать, как побеждать, умеет рисковать и избегать поражений.

— Я вижу, ты уже хозяйничаешь, — улыбнулся шеф. — Стол накрыла. Огромное спасибо, но я не воспользуюсь твоими услугами.

— Почему?

Я утром ничего не ем, мой завтрак — яблоко и стакан чаю. Вот ключ, — он положил на трюмо маленький блестящий ключик. — Когда соберешься и будешь уходить, закроешь квартиру. Я поехал, а ты можешь не торопиться. И вот еще что, — он прибавил к ключу пару купюр, — не вздумай добираться на метро, возьми машину. Поняла?

— Да.

Максимов приблизился к Лере, поцеловал ее в щеку. Он снова выглядел спокойным, сдержанным, ничто в его поведении не напоминало о вчерашней буйной страсти.

— Пока. — Он развернулся и вышел в коридор.

Лера дождалась, пока закроется входная дверь, аккуратно застелила постель, еще пару минут бесцельно побродила по огромной квартире, как бы стараясь почувствовать себя владелицей всего этого великолепия. Затем пошла на кухню, убрала со стола миски и тарелки в холодильник, оставив себе лишь пару бутербродов и налив стакан чаю. Наспех позавтракала, замкнула могучую металлическую дверь и спустилась во двор.

Троллейбусная остановка, как и вчера, была переполнена. Лера поймала машину и через полчаса была у себя дома.

Машка уже встала, но еще не умывалась и не завтракала. Наталья, позевывая, в двух словах повторила свой отчет о прошедшей ночи, который она часом раньше дала Лере по телефону. Выглядела она веселой, от вчерашнего мрачною настроения не осталось и следа.

— Не поверишь, как хорошо спится, когда рядом в комнате ребенок, — доверительно сообщила она Лере, ласково глядя на Машку, поглощающую омлет. — Я-то одна, иной раз и поговорить не с кем. Только попугай, да и тот почему-то не желает разговаривать, только кричит, как папуас. Ты не стесняйся, коли будет нужно, вызывай меня еще.

— Будет нужно, — подтвердила Лера.

Так сразу перевезти Машку к Максимову она не сможет. Нужен какой-то срок, чтобы она сама определилась в своем отношении к нему, смогла себя перебороть, смириться с реальностью. Тогда можно будет постепенно подготовить девочку к тому, то их жизнь круто переменится. А пока этого не произошло, лучшей няни для Машки пожелать трудно.

Наталья вдруг перестала улыбаться и пристально поглядела на Леру.

— Ты прости, если я назойлива, — осторожно произнесла она, — но… скажи, что ты решила по поводу того, о чем мы говорили тогда? Я заметила, ты сняла портрет. Вышибаешь клин клином?

— Стараюсь, — уклончиво ответила Лера. Ей вовсе не хотелось обсуждать с Натальей свои отношения с шефом, хотя она не была уверена, что Анна будет держать язык за зубами и не растрезвонит о том, что знает, по всему отделению.

Наталья заметила ее недовольство.

— Еще раз прости. — Она покорно вздохнула. — Это не мое дело. Лишь бы у тебя все было хорошо.

Хорошо! Лера невольно усмехнулась. Нет, то, что происходит с ней сейчас, никак нельзя назвать этим словом. Хорошо ей было давно, тогда вечером, в восьмой палате, когда Андрей молча сидел рядом, а на ее плече лежала его рука. Как ей было хорошо! Лучше не думать об этом.

Она молча вымыла посуду, дождалась, пока, Машка натянет свой пуховик, застегнула на ней сапожки, надвинула на голову капюшон. Потом они все трое спустились вниз.

— Пойду я, — стала прощаться Наталья. — Машенька, до свиданья. Будешь ждать меня в гости еще раз?

— Буду, — охотно подтвердила та.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила Лера. — Помни, мы твои должники. Если что понадобится, не стесняйся, говори. — Она обняла Наталью.

— Скажу, — пообещала та и пошла от дома своей ровной, неспешной походкой.

25

— Ну-ну, — Анна многозначительно покачала головой, глядя на то, как Лера спешно надевает халат. — Нам теперь все можно. В том числе и опаздывать на работу почти на целый час.

Лера сделала вид, что пропустила ее слова мимо ушей. Только что она выслушала очередную нотацию от Катерины Михайловны, потому что Машка явилась в сад уже после завтрака.

— Я гляжу, все серьезно, — не унималась Анна, нашаривая в сумке сигареты. — Того и гляди, в начальники выбьешься. Уважь тогда по старой дружбе, не будь слишком строгой.

— Перестань паясничать, — попросила Лера. — И кончай дымить. Двух часов не прошло, а у тебя уже пачка пустая.

— Неправда, — невозмутимо возразила Анна, — одна сигарета еще есть. Пойдем, постоим на балкончике?

Лера тут же вспомнила Настю и невольно вздрогнула.

— Что молчишь? — Анна с подозрением глянула на подругу. — Знаю, о чем ты думаешь. Что ж теперь, не выходить на этот проклятый балкон? Как ни крути, она сама виновата, выделывала свои финты, куролесила…

— Не смей, — перебила Лера. Голос ее прозвучал резко, даже грубо.

Анна удивленно моргнула.

— Перестань, — сказала Лера чуть мягче. — Во-первых, о покойниках плохо не говорят, а во-вторых…

— Не надо мне твое, во-первых, и во-вторых, — неожиданно хрипло проговорила Анна. — Думаешь, мне больно меньше твоего? Ты знала Настену без году неделю, не то, что я. Она еще практиканткой сюда пришла, училище, заканчивала. Гошка-то ее тогда дома был, в институт поступал. Помню, она все к телефону бегала, узнавала, как он экзамены сдает, какой проходной балл… — Анна с силой переломила сигарету пополам, чертыхнулась, достала новую пачку. — Ну вот. А потом завалился он. На самом последнем экзамене. Навалял лишних запятых, кажется. Как она ревела, если бы ты видела. С тех пор и стала словно чумовая, гаданием увлеклась, приметами всякими, кармой, гороскопами. Когда ты пришла, Гошку-то уже призвали. Знаешь, небось, она к нему в часть без конца моталась, каждую неделю. Уж и не знаю, как ее пускали туда. А может, и не пускали, так приезжала, у ворот постоять да записку передать. Последний раз она ездила сразу после того, как… — Анна замялась и тихо продолжила: — Ну как с твоим ненаглядным беда приключилась. Ты с дочкой сидела, а ее опять три дня на работе не было.