Рейчел Джонсон - Ноттинг-Хелл
Итак, остаток вечера мы слушали атональную композицию Фрэнсиса, которая включала в себя звуки органа, барабанов, саксофона, а также странный скрип, произведенный компьютером. Мы мужественно внимали, а Триш следила, достаточно ли мы увлечены каждым звуком. Когда все закончилось, мы испытали такое облегчение, что разразились громом аплодисментов и осыпали мальчика комплиментами.
Фрэнк сиял, теребил челку и объяснял, что этот стиль называется «что-то вроде пост-трип-хоп-рэп-гараж с включением скрежета». Мы кивали, будто прекрасно его понимали, и чувствовали себя очень старыми. Потом он сказал, продолжая ерошить челку, что у него в школе «типа своя группа, которая… м-м… играет скорее хаус, чем гараж».
— О, звучит фантастически! — восхитилась Мими.
Мы все рассмеялись и переглянулись, думая, как чудесно провели вечер.
Потом мы неохотно поднялись, и никто не остался, чтобы еще поболтать с Додд-Ноублами.
Я с Гидеоном отправилась домой.
Мими пошла домой с Ральфом.
Сай повез Анушку в ее квартиру на Ланкастер-роуд в большом голубом «бентли». Он не хотел даже и слышать, чтобы она ехала на такси.
Маргарита пошла домой с Патриком. Он сразу же достал мобильник и начал набирать сообщение.
Силуэты Триш и Джереми живописно вырисовывались в дверном проеме, как будто на картинке в журнале «Вог». Они махали нам и кричали «счастливого пути».
И в глубине сердца я почувствовала, что даже если Эйвери нарушают обычный уклад нашей жизни, нет другого такого места, где стоило бы жить, такого, как Ноттинг-Хилл.
Лето
Мими
И вот мы снова здесь, в то же время, в том же месте, как и всегда.
Майская ярмарка обычно проводилась в церквушке в уютном уголке Ледброук-гроув. Здесь крестили Мирабель и Казимира, но не Пози, из-за легкого взаимонедопонимания с викарием после обряда для Каса.
Насколько я помню — Боже, как давно это было, — крестные родители Казимира Алека Малоуна Флеминга, которых мы выбирали с большой тщательностью, известные своей кредитоспособностью и ответственностью, отвалили в «Мезон Блан» за круассанами и кофе во время службы. Викарий крайне неодобрительно отнесся к данному факту, что тем не менее не помешало ему прийти на вечеринку в честь крещения в Колвилль-крессент. Даже после трех бокалов шампанского он продолжал рассуждать, что преступная халатность Алана и Натальи не сулила в будущем ничего хорошего «христианскому воспитанию» нашего единственного сына «под снисходительным, но всевидящим взором Господа».
Ральф остался дома, заявив, что ему необходимо поработать над специальным докладом на тему влияния повышения цен на нефть до ста долларов за баррель на финансовые перспективы.
— Удачи, — пожелала я, оставив задремавшего мужа на диване, с «Санди таймс», открытой на деловой странице, в вялой руке.
Светило солнце, небо голубело, ветер гнал белоснежные облака. Травка зеленела, деревья оделись в летнюю листву. В церкви было полно народу. Следовало проникнуться мыслью, что есть Бог на небесах, и он не оставит нас своей благодатью. Но мне казалось, я надела маску счастливого человека в присутствии всего населения Ноттинг-Хилла.
Я протащила свое семейство мимо решетки для барбекю, от которой исходил аромат пережаренных сосисок и бургеров (с органической фермы в Эссексе, изготовленных из мяса коров и свиней, которых Дэвид Лидгейт, владелец, предположительно знал поименно), и мимо дамы, торгующейся из-за лукового бхаджи, и притворилась, что не замечаю группку знаменитых мамочек, сидящих на траве и кормящих детей грудью.
Было забавно наблюдать, как на страже кормящих старлеток стояли миссис Ричард Кертис, мать четырех детей, и Кристиан Аманпур из Си-эн-эн.
Я постаралась не бросать уж слишком восхищенные взгляды на знаменитостей, проходя мимо них в темное, наполненное суетящимися людьми помещение, одно из немногих мест церковных служб для обычных людей, и привязала Калипсо к медному крючку на тяжелой дубовой двери.
Моим глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к сумраку внутри церкви.
Скамьи были отодвинуты в сторону, чтобы освободить место. Весь неф был занят столами, заваленными старым фарфором и салфеточками, которые продавали пожилые дамы; там же стоял лоток с сахарной ватой и лотерейными билетами. Как и всегда, женщины, принадлежавшие к высшему среднему классу, продавали расписные шелковые шарфы, наволочки, разрисованные деревянные рамочки, вышитые халаты, а также другие неумеренно дорогие вещи ручной работы и сувениры сомнительной полезности и нулевой привлекательности.
Уже довольно давно я поняла, что подобный вид деятельности, подразумевавший постоянные переезды, установку лотков, инвентаризацию, учет денежных средств и остатков товара, обладал неотразимой привлекательностью для женщин с детьми. Когда дети вырастали, их матери решали, что не против снова «поиграть в магазин». Только так можно объяснить популярность распродаж пашмин и бижутерии, которые проводятся в частных домах перед Рождеством. Я также заметила, что некоторые из друзей Ральфа, живущие в роскошных домах — действительно умные женщины с титулами и загородными имениями, — перевели эту деятельность на новый уровень и теперь «играют в ферму».
Дети бродили вокруг с несчастным видом. Спустя какое-то время я повела их вниз. В подземной часовне толпа штурмовала чайные столики с выпечкой. Две дамы разливали темный дымящийся чай в бледно-зеленые чашки из пары электрических чайников.
Мне приятен тот факт, что жители Ноттинг-Хилла хотя бы раз в год забывают об обновлении интерьеров и воспитании детей и вместо того приходят сюда, притворяясь, что живут в девонширской деревушке 1947 года, здороваются с викарием, разглядывают товары, покупают растения и рвутся к столам с выпечкой так, словно не видели глазированных булочек или блинов из настоящего сахара, белой муки и масла целый год. Возможно, так оно и есть. Это порождает ощущение, что мы — часть обычного сообщества. Наверное, королева так же пытается стать ближе к подданным, раз в году моя посуду в резиновых перчатках после охоты в Балморале.
Неподалеку от столиков с угощением расположился центральный лоток ярмарки, как всегда под управлением Люси Форстер. Ей только двадцать восемь, но она с успехом добивается того, чтобы выглядеть как старая дева. На ней были удобные туфли, в волосах — ленточка.
В подростковом возрасте она так увлеклась ездой на пони, что, по словам леди Форстер, выбор будущей карьеры лежал между «лошадьми и лошадьми». Люси очень мила, не считая того, что она все слова повторяет по три раза. Так что она скорее очень, очень, очень мила. Тем не менее долгое общение с Люси, чьим кумиром является принцесса Анна, заставляет задуматься о немедленном самоубийстве.
