Катарина Хагена - Вкус яблочных зёрен (ЛП)
право там находиться. Ей было стыдно, но она так делала.
Несмотря на то, что Хиннерк вышел из партии, он был вторым районным судьёй, и
занимал высокий пост во время нацистского режима, из-за чего потерял свой допуск
адвоката. Вскоре он был отправлен американцами в лагерь денацификации ( прим. пер.:
комплекс мероприятий, направленных на очищение послевоенного немецкого и австрийского
общества; проводилась по инициативе союзников по антигитлеровской коалиции после
победы над нацистской Германией и основывалась на решениях Потсдамской конференции).
Моя мать рассказывала мне, что она и её сестры несколько месяцев должны были аккуратно
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
одеваться. Они поехали по железной дороге в Дармштадт, чтобы навестить своего отца.
Когда Инге было восемь, девочка спросила, что он делает здесь целый день, но Хиннерк
только посмотрел на неё и ничего не сказал.
На обратном пути после этого посещения Берта разъяснила своей дочери, что её отец
проверяется там ещё англичанами и американцами для того, чтобы снова работать. Моя мать
призналась мне, что много лет постоянно представляла что-то вроде юридического экзамена,
но только на английском.
Когда Хиннерк вернулся, то получил назад адвокатский пропуск и не тратил пустых
слов в течение полутора лет. И не о прошедших до этого годах.
Инга рассказывала, что Хиннерк дал указание составить завещание, чтобы после
смерти его дневники были сожжены. И что сёстры так бы и сделали.
— И ты раньше их не видела? — недоверчиво спросила Розмари.
— Нет, — сказала Инга, посмотрев на Розмари.
Хиннерк любил горящее пламя. Я часто видела его, разжигающим огонь в саду в
течение многих дней. Он стоял там и шевелил жар вилами. Когда Розмари, Мира и я
присоединялись к нему, он говорил:
— Вы знаете, имеются три вещи, на которые можно смотреть, не уставая. Первое —
вода, второе — огонь, и третье — несчастье других людей.
Пятно от пожара на кухонном полу, где английские солдаты разожгли огонь, всё-таки
ещё было видно. Но красная надпись на курятнике тем временем была скрыта под белой
краской. Ну, почти. Если только знать, что она там была, тогда она действительно была
заметной. Всё-таки я решила, что можно оставить и так. Я зашла за угол, чтобы увидеть
Макса. Он приложил большой малярный ролик к стене и теперь красил кистью.
— Ну, как, ты ещё долго?
Макс не смотрел на меня вверх и сосредоточенно красил дальше.
— Привет, Макс! Это я. С тобой всё хорошо? Ты придумываешь злую шутку? У тебя
судороги? Я должна тебе помочь?
Макс стремительно красил в середине стены.
— Нет, всё в порядке.
Я подошла ближе, но он встал у меня на пути и сказал:
— Ах, ты уже закончила со своей стеной? Пятно проявляется. Слово можно ещё
прочитать?
Ещё раз подвинув меня своим туловищем в сторону, он внимательно посмотрел на
меня и сказал:
— Стало уже хорошо.
— Его ещё видно.
— Да, но только если хочется увидеть.
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
Я пристально смотрела на белую стену.
— Боже мой, сейчас эта стена курятника представляет собой картину со смыслом или
что-то ещё?
Но Макс уже не слышал. Он снова скрылся позади дома. Наступили сумерки.
Окрашенная стена белоснежно светилась. "Почему он так смешно себя ведёт?" Я встала
рядом с ним, но адвокат всё ещё не смотрел вверх. Я видела, что Макс покрасил стену
неравномерно, не так, как с другой стороны. Нет, он что-то нарисовал сверху. Я мгновенно
подумала, что тут была ещё красная надпись, которую я пропустила взглядом, а Макс хотел
её от меня скрыть. Возможно, чтобы пощадить. Но потом я увидела, что он что-то убрал и
сам написал. Моё имя. Примерно дюжину раз.
— Ирис, я...
— Мне нравится стена.
Мы стояли вдвоём перед стеной и долгое время её разглядывали.
— Давай, уже хватит, Макс. Слишком темно для покраски.
— Ты иди. Я доделаю и будет готово.
— Не глупи.
— Нет, действительно, мне будет приятно. Кроме того, это была моя идея начать ещё
сегодня вечером.
— Пожалуйста.
Я повернулась и начала убирать свои малярные принадлежности.
— Оставь. Я всё уберу.
Я пожала плечами и долго шла через сад к входной двери. Когда я проходила мимо роз,
то точно установила, что вечером они пахнут тоскливее, чем в течение дня.
Я выпила большой стакан молока и взяла с собой в кровать книгу стихотворений
Хиннерка. Они были написаны шрифтом Зюттерлина ( прим. пер. — последняя широко
используемая форма куррента — немецкого готического курсива). "Но для чего я, в конце
концов, была библиотекарь?" Но сначала я должна была привыкнуть к его почерку. Первое
стихотворение было восьмистрочием о толстых и худых женщинах. Потом попалось
длинное о крестьянине, которого с притворной неуклюжестью разоблачил хитрый адвокат.
Также давался рифмованный рецепт предупреждения против болезни, который начинался
так: "Буковый орешек, белокопытник, вероника, дягиль и можжевельник, горчавка голубая,
не белая, медуница, следует глотать не разжёвывая..."
Я читала стихи о блуждающих огоньках на болотах, о старых давно обмелевших
гаванях в Гесте и пустом чёлне в полнолуние в сентябре. И всегда, после того, когда он
отчаливал, на следующий день в деревне не хватало ребёнка. Хиннерк писал о насыщенном
гуле, когда четверо мужчин на поле размахивают молотилом ( прим. пер. — прикреплённая к
рукоятке цепа короткая палка, которой бьют по снопу при молотьбе). Также имелось
стихотворение об эмигрантах в Америку. Другое называлось "24 августа" и посвящалось
дню отлёта аистов. И снова одно о подлёдном лове в озерце за деревней. Ещё я прочитала
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
похабное стихотворение о быке общины, который испортил корову, и её потом вынуждены
