Ирина Лобановская - Бестолковая любовь
— Тут соседи пьяные дрались, я разнимала, мне об руку бутылку раскололи и ладонь порезали. Перевязана, видишь? Но похоже, занесли инфекцию. Меня что-то знобит, и поднялась температура. Наверное, уже началось заражение. Через двадцать четыре часа меня не станет… Хорошо, что ты пришел. Успеем попрощаться.
Потап ахнул:
— Лора, да ты что, всерьез?!
Она пожала плечами:
— Ну, если температура поднялась, значит, дело плохо.
— Так я вызову «скорую»! — в панике заорал Потап. — Немедленно! — И бросился к телефону.
Лора сказала так же меланхолично:
— Во-первых, поздно — раз началось. А во-вторых, у меня нет страхового полиса, меня ни одна больница не примет. — И промурлыкала без всякой интонации: — «Пока есть в кармане пачка сигарет — значит, все не так уж плохо на сегодняшний день!»
Потап застыл на месте. А Лора начала хохотать. Он глянул на нее совсем ошарашенно.
— Я пошутила! Просто простудилась. А руку ножом саданула. Нет у меня никакого заражения. А полис есть. Разыграть тебя захотелось. И проверить, как ты меня лю-юбишь…
Шок отступал медленно, сменяясь раздражением.
— Значит, ты специально заставила человека нервничать?!
— Да! Ну что со мной сделаешь — вот я такая, маленькая дрянь! — И Лора опять пожала плечами, с удовольствием затянувшись.
Интересный случай с точки зрения психологии, подумал тогда Потап. На чем она играла? Чего добивалась, какую реакцию проверяла?
А Лоркино периодическое желание купить козу и отвести ей под жилище балкон?
— Ну давай купим! — начинала она порой приставать к Потапу. — Захотим отведать молочка — ляжем навзничь на пол, заползем под козу и насосемся… А потом выползем обратно.
— Ты больная? — справлялся Потап.
Лорка хохотала в ответ.
— Привет! Что нового? — справился у нее однажды по телефону Потап.
— Да вот — папа умер.
Потап ужаснулся:
— Горе-то какое, туды-растуды… Ты мне не рассказывала, что он болел… Или скоропостижно? Сердце, поди? Ты давай говори, чем помочь… Я сейчас приеду!
— Да не мой! — хмыкнула Лора. — Римский. Газеты читать надо, юморист.
Загадочной женщиной она была, эта Лора.
— Конечно, езжай, — сказал приятелю Сева, наслышанный о даме Потапова сердца. — Со мной теперь брат. Так что за меня опасаться нечего.
Потап скептически покосился на Николая. Именно с его прибытием за Севу и стоило опасаться. Но делать нечего, Потапу надо тащить в аэропорт Лоркины чемоданы с тряпьем.
Тем временем Ве Ве с помощью тихой овечки Ниночки разгрузил свои сумищи, кое-что выложил на стол — в частности, обещанные пирожные и хлеб — и тоже присоединился к чаепитию. А для разрядки обстановки и смягчения жены ласково попросил:
— Наташенька, почитай что-нибудь свое!
Николай еле сдержал стон отчаяния. Сева строго покосился на брата. Потап вновь думал о Лоре: почему она не может обойтись одними джинсами с футболкой и двумя платьишками? Зачем нужно волочить за собой на берег моря целый арсенал нарядов? И главное, для кого?.. Медуз прельщать да моллюсков очаровывать? Или она на турков замахнулась?..
Арбузова тотчас обрадовалась предложению мужа и начала искать свои записи. Дама-самореклама…
Детектив, подумал Сева. Кто знает, что это такое? Он тогда становится настоящей литературой, когда в него привносится нечто сугубо человеческое, индивидуальное, умиляющее. Пусть даже совсем немного, но обязательно. Как знаковая трубка и скрипка у Холмса, как любящая верная жена у Мегрэ, как сам образ простодушной с виду и вовсе не такой простой забавной сельской бабуси мисс Марпл. Но у некоторых детективщиков нет этого живого, теплого, семейного момента — остается один только труп на месте преступления и то, что накручивается вокруг него. И это — уже страшно, когда не видно ничего подлинно человечного и нет света.
Детектив, думал Сева, это штамп. Прежде всего языковой, например, «она была стройна, как кипарис, и с глазами, как южная ночь». Или психологический, когда героиня уверенно утверждает на каждом шагу в порядке для нее самой собой разумеющегося категорического императива, что, мол, «не может мужчина не пить, не курить и не е…»…
Данный стандарт принят всюду и всеми. Еще почему-то устоялся термин «ужастики Хичкока». Почему — непонятно. Ибо в действительности Хичкок в жанре ужаса практически и не работал, его фильмы — детективы и триллеры, но никак не ужасы в классическом понимании жанра — мистика, чудища, оборотни…
Его размышления прервала неугомонная и резвая хозяйка.
Выглядело все точно так же, как представление в учительской. Великая детективщица яростно жестикулировала, бегала по кухне, выскакивала в коридорчик и возвращалась, делала какие-то танцевальные па — выступала. Наконец, она уселась прямо на рабочий стол, ошеломив москвичей — Мухин и Нина давно к этому привыкли, — и по-кошачьи грациозно-опасно махнула рукой по направлению к своей примолкшей аудитории. Сидела она положив ноги повыше.
Наверное, у нее варикоз, подумал Сева в оправдание Арбузовой. Поэтому ноги на стол…
Читала она почти наизусть — хорошо знала свой текст, — с большим выражением, изредка заглядывая в лежащие на столе листки.
Сева слушал и машинально ловил стилистические ляпы, как профессиональный редактор: «Я рассмеялась с его внешнего вида. Это был такой большой великан. С трудом оторвав взор от него, я переместила взгляд на другого. И поинтересовалась с интересом, откуда они такие, и последовала следом за ними. Глядя на них, у меня поехала крыша. Не имея возможности за что-нибудь ухватиться, меня качнуло назад. Малыш ответил мне в ответ что-то совершенно неразборчивое. Расставшись, их дела пошли в гору. Я зашла с кухни и полезла вовнутрь…»
Николай тоже усмехался. И ему резало ухо.
«Одним движением отобрать у него жизнь», «случился случай», «в моменты секса, происходящие между ними», «шуткой сказал», «на левом виске в голове», «женщины блистали плечами и красотой», «выглядывал на девиц» и другие милые разности.
Наверное, редакторы все это переписывают, несчастные, грустно подумал Сева. Но ненароком могут пропустить какой-нибудь «случайный случай» или «момент секса». Они «случались» и «происходили» в романе слишком часто. А может, наоборот, редакторы давно махнули рукой — и «переместившиеся взоры» идут в оригинале, народ ведь все равно расхватывает…
— А вот если Наташеньку фотографировать, то она обязательно гримасу состроит, — ласково сказал Ве Ве. — Или хитро подмигнет, или улыбнется пошире, или пошлет воздушный поцелуй прямо в фотоаппарат или в кинокамеру. Однажды мы были на концерте одного известного гитариста. Он играл так зажигательно, что Наташенька крутилась на месте, крутилась, а потом вдруг выбежала на сцену и стала плясать вокруг него под его музыку. Народ бисировал…
