Ева Модиньяни - Невеста насилия

— Нет, с Микеле Санса.

— Он тоже считает, что американец — потрясающий мужчина? — с иронией спросила Нэнси, пытаясь спровоцировать подругу на откровенность.

— Как раз наоборот, — хихикнула та, — кажется, они говорили, что он противный, словом, что-то в этом роде.

— Оба?

— Отец особенно. По-моему, американец ему не нравится.

— И тебя это огорчает? — пошутила Нэнси.

— Напротив. Это как раз одна из причин, по которым он мне еще больше нравится. Ты меня понимаешь? — с легкомысленно вызывающим видом спросила подругу Грация.

— Я понимаю, что твой отец говорил вовсе не о внешности американца, — продолжала Нэнси, пытаясь иронией подстегнуть излияния подруги.

— Нет, они говорили о своих мужских делах. Об отправке товаров в Нью-Йорк.

— Ну уж это мне неинтересно, — солгала Нэнси. Она понимала, что это сообщение Грации имеет прямое отношение к рассказу Альфредо. А теперь получалось, что оно могло хоть как-то объяснить и появление американского гостя.

Ночью, когда все спали, Нэнси позвонила Хосе Висенте. В Нью-Йорке в это время был полдень.

— Спасибо за пластинки и за привет. Ваш друг был у нас.

— Тебе они понравились?

— Очень.

— Извини, что не предупредил тебя о приезде Шона.

— Неважно. Но поскольку он здесь, мне нужно сообщить ему кое-что важное. Думаю, это имеет отношение к его приезду.

Последовала напряженная пауза. Хосе пытался сообразить, о чем может идти речь.

— Ладно, — сказал он наконец. — Я дам ему знать. Обнимаю тебя и всех твоих.

— Когда увидимся? — торопливо спросила она, словно боялась, что разговор неожиданно прервется. Она устала ждать.

— Скоро, — заверил Хосе. — Скоро я приеду за вами.

— Имей в виду, я тебе верю, — проговорила она со слезами на глазах и положила трубку.

Шон на следующий день зашел к Пертиначе, но не застал Нэнси дома. На заре они с Сэлом уехали в Селинунте.

5

Шон пораженно смотрел на нее, охваченный восхищением. В лучах солнца, игравших на отполированных веками камнях, она казалась нереальной мифической фигурой. Девушка сидела у основания дорической колонны, волосы ее были перехвачены на затылке желтой лентой. На Нэнси были светлые брюки и блузка нежных тонов, напоминающих цвет молодой травы после освежающего дождя. На ее коленях лежал альбом, она пыталась изобразить развалины греческого храма. Шон замер и долго смотрел на девушку и на этот аванпост греческого вторжения на финикийские земли. Легкие порывы ветра обволакивали живописные развалины прозрачным ароматным воздухом. Шон затаил дыхание. Он боялся, что видение исчезнет. Америка казалась сейчас далекой, почти нереальной страной. Стюардесса была права. Эта волшебная земля, вне пространства и времени, — ни с чем не сравнимая по красоте Сицилия.

Нэнси подняла глаза от альбома, повернулась в сторону гор и в эту минуту увидела Шона. Она приветливо помахала ему рукой, словно была в своем доме и приглашала гостя заходить.

— Я тебя ждала.

— Самоуверенная ты особа. — Он почувствовал на себе, словно ласку, нежный и таинственный взгляд Нэнси. В нем снова проснулось сильное желание, и Шон возненавидел себя за эту слабость.

— Не настолько, насколько мне хотелось бы, — она поднялась, положила альбом на камень и подошла к Шону.

— Хосе предупредил меня, чтобы я немедленно нашел тебя. Как видишь, я — здесь.

— Да. Мне нужно с тобой поговорить.

— Послушаем. — Шон, инстинктивно сохраняя дистанцию между собой и Нэнси, прилег на ограду.

Нэнси смотрела на него с притворным безразличием, Шон наблюдал за ней во всеоружии дерзкой улыбки. Оба пытались замаскировать свои чувства.

— Ты, кажется, недоволен?

Шон прикурил сигарету и глубоко затянулся.

— Не люблю игры в загадочность, — выразил он неудовольствие, вдыхая дым. — Вчера на площади я был в двух шагах от тебя. Во всяком случае, ты знала, где меня найти. К чему было городить весь этот огород?

— Я вовсе не играю в загадочность.

— Что же ты тогда делаешь?

— Действую, как принято на Сицилии.

— Это нечто особенное?

— Тебе этого не понять. Никому это недоступно, кроме тех, кто родился здесь, у кого этот остров в крови, — она словно только сейчас осознала собственные корни. — Тебе не понять, что я ни за что не стала бы искать встречи с тобой, хотя должна сообщить очень важную вещь. — Нэнси стояла гордая и суровая. Он тоже встал и недоуменно продолжал смотреть на нее, чувствуя себя неловко перед такой гордыней.

— Я люблю Нью-Йорк и надеюсь вернуться туда. Надеюсь, потому что без этой надежды я сойду с ума. Но факт остается фактом, ты ведешь себя с безразличием варвара по отношению к нашим традициям, — упрекнула она, давая выход своей ярости, — присутствие Шона тревожило и подавляло ее. — Твои американские ботинки ступают по развалинам, которые две тысячи лет назад были форумом Селинунте, здесь просвященные люди обсуждали проблемы философии и математики.

— Я думал, ты любишь только Нью-Йорк, — сказал он обезоруживающе просто.

— Я люблю Нью-Йорк, но я сицилийка.

— Ты прекрасна, — прошептал он на одном дыхании, — и я хочу тебя. — Шон приблизился к ней и тут же раскаялся в сказанном.

— Если бы я тебя хотела, ни за что бы тебе в этом не призналась, — ответила она, хотя на самом деле мечтала, чтобы он обнял ее и поцеловал. В этот момент все ее принципы улетучились, она забыла даже, что Сэл с минуты на минуту мог появиться здесь и застать их. Шон отошел подальше, поднял и швырнул в сторону камень, словно точно так же хотел отбросить подальше непреодолимое желание.

— Так ты собираешься сказать, зачем позвала меня? — спросил он ослабевшим голосом.

Нэнси удовлетворенно улыбнулась. Шон в нее влюблен, ей этого вполне достаточно. Все происходит, как она задумала.

— Кто-то пользуется бидонами с оливками, которые отправляют в Америку со складов дон Антонио Персико.

Он с сомнением смотрел на нее.

— И я должен тебе поверить?

— Твое дело.

— Как ты об этом узнала?

Нэнси рассказала ему о том, что видел Альфредо Пеннизи.

— Вито Витанца, крестник дона Антонио Персико, — руководитель операции, участвуют еще два человека. Один из них на службе у Мими Скалиа. Это — Микеле Санса.

— Ты знаешь, что прячут в крышках бидонов?

— Откровенно говоря, нет, хотя совсем не трудно догадаться.

— Ты такая умница. «Семья» тебе признательна.

— Ты и сам бы до этого докопался. Просто потерял бы больше времени.