Сандра Браун - Уловка
— Что ты здесь делаешь?
Ее первым порывом было уронить поднос и броситься к нему, чтобы утешить, но Энди знала, что такая сентиментальность его скорее отвратит и он не преминет упрекнуть ее за это. Ей нужно быть твердой и говорить прямо.
— Я думаю, это очевидно. Я принесла твой обед.
— Я ничего не хочу, особенно видеть тебя, так что уходи. Сейчас же.
— Ты можешь терроризировать свою экономку, но меня тебе не испугать. Не так просто. Так что почему бы тебе не повести себя как взрослый цивилизованный человек и не поесть? Трэйси с ума сходит от беспокойства. Лично мне все равно, если ты навсегда останешься здесь и упьешься до чертиков, но ей — нет. А я люблю Грэйси. Куда это поставить?
Не дожидаясь ответа, она с силой опустила поднос на стол перед ним.
— Я не видел тебя среди кучки кровопийц сегодня утром. Проспала?
— Да, оскорбляйте меня, если вам так лучше, мистер Рэтлиф. В оскорблениях вам равных нет. Как и в грубости, упрямстве и шовинизме. Как бы там ни было, до сих пор я не подозревала вас в трусости.
Он резко поднялся с кресла, и ему пришлось крепко ухватиться за край стола.
— Трусости?
— Да. Ты трус. Кажется, ты считаешь, что у тебя есть монополия на страдания, что ты единственный, кто несправедливо обижен. Вы ничего не знаете о страдании, мистер Рэтлиф. Я говорила с человеком, у которого нет стоп и кистей. Знаешь, что он делает? Он марафонский бегун. Я брала интервью у женщины, парализованной ниже шеи. Она так плоха, что почти все время лежит, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Она улыбалась все время, что мы говорили, потому что гордится своими картинами. Картинами? Именно так! Она рисует, зажав кисточку в зубах.
— Подожди минутку, Кто это назначил тебя моей совестью?
— Я сама.
— Тогда побереги силы. Я никогда не говорил, что нет людей, которым хуже, чем мне. — Он упал назад в кресло.
— Нет, но ты упиваешься своим мученичеством, потому что тебя бросила жена. Из-за нее ты в обиде на весь мир. — Она уперлась руками в стол и чуть нависла над ним. — Лайон, скорбь по отцу закономерна, — мягко сказала Энди, — но не замыкайся здесь, не растравливай свои раны. Ты слишком ценен.
— Ценен? — горько смеясь, переспросил он. — Джери так не казалось. Она была неверна мне еще до того, как уехала.
— Как и Роберт.
Он вскинул голову, и его покрасневшие глаза долго изучали ее. Потом он закрыл лицо руками и потянул их вниз, его приятные черты исказились, кожа растянулась, как резиновая маска. Вслед за этим он вздохнул и потянулся к бутылке. Энди задержала дыхание и, когда он заткнул виски пробкой и убрал в стол, медленно выдохнула.
— Подай курицу, пожалуйста, — тихо, как провинившийся ребенок, попросил Лайон.
Она передала ему тарелку и почувствовала, как напряжение отпускает ее, как опустились плечи.
— На сколько человек она готовила? — засмеялся он.
— Трэйси сказала, что ты ничего не ел некоторое время. Она думала, ты голоден.
— Присоединишься?
— Здесь только одна тарелка.
— Я могу поделиться.
Трэйси практически перевернула свой кофе, вскочив из-за стола, когда Энди зашла на кухню с пустым подносом.
— Как он? — спросила она озабоченно.
— Сыт, — засмеялась Энди. — Я тоже поела немного, но он вычистил все до последней крошки. Ему хочется пить. Но не кофе. Думаю, я могу попробовать уговорить его, чтобы он вздремнул.
— Я приготовлю холодный чай.
— Да, это было бы замечательно. — Она сделала паузу, прежде чем озвучить свою следующую просьбу: — Грэйси, я хочу, чтобы ты помогла мне кое в чем.
— После того, что ты сделала для Лайона, проси чего хочешь.
— Позвони в «Рай на холмах» и оставь сообщение для мистера Трэппера. Не нужно звать его к телефону, потому что он будет очень огорчен, а ты ничем не заслужила потока его ругани. Передай, что он получит то, чего ждет, завтра утром.
— Ладно.
Она не собиралась сейчас говорить с Лайоном о разрешении. Он казался совершенно беззащитным, и они впервые разговаривали так откровенно, так близко. Она не собиралась делать ничего, что может разрушить это хрупкое новое доверие к ней.
— Еще лучше предупредить охранника, чтобы он ни при каких условиях никого сегодня не впускал.
— Хорошо, — понимающе согласилась Грэйси.
— Думаю, это все. Если все пойдет гладко, то Лайон скоро уснет.
— Спасибо тебе, Энди. Я знала, что ты именно та, кто нам нужен.
Энди кивнула, но больше ничего не сказала, пока Грэйси не отдала ей поднос с кувшином холодного чая и двумя бокалами. Вернувшись в комнату, женщина обнаружила, что Лайон уже не сидит за столом, а вытянулся на кожаном диване и закрыл глаза. Руки были сложены на ремне, белая рубашка закатана до локтя. Пиджак и галстук сиротливо свисали с кресла. Энди на цыпочках прокралась ближе. Когда она была буквально в полуметре от него, он открыл глаза.
— Я думала, ты спишь.
— Просто отдыхаю.
— Хочешь холодного чая?
— Да.
— С сахаром?
— Две ложки.
Она содрогнулась.
— Я так понимаю, это значит, что ты предпочитаешь без сахара? — усмехнулся он.
— Я просто вспомнила тот сироп, который пила у Гейба. Должно быть, он добавляет сразу три-четыре ложки в каждую порцию.
— Зачем ты пила?
— Нужно было чем-то заняться, пока я набиралась храбрости заговорить с тобой.
— Роберт изменял тебе?
Резкая перемена темы была для Энди такой неожиданной, что на лице ее отразился тот же шок, как когда через «друга» она узнала о неверности Роберта.
— Да.
Лайон вздохнул и стал пальцем чертить узоры на холодном стакане.
— У меня было много женщин. Думаю, по большей части эти «свидания» были взаимно приятными. Но я никогда не делал этого, пока был женат. Я требовал абсолютной верности от нас обоих. Я считаю, настоящий брак должен быть таким.
— Наверное, ты унаследовал это от своего отца. Грэйси сказала, что, с тех пор как твоя мама умерла, он не интересовался другими женщинами.
— Он любил ее… до самой своей смерти.
Плотину прорвало, Лайон стал рассказывать о своих родителях, особенно про отца, которого он любил и уважал.
— Непросто быть сыном живой легенды. Иногда это выводило меня из себя. Все чего-то ожидали от меня из-за славы отца. Его добровольное затворничество сильно повлияло на мое детство и юность. Например, мы никогда не путешествовали семьей, не ездили в отпуск. Когда я немного повзрослел, он позволил мне отдыхать с друзьями и их семьями.
Он рассказывал о похоронах, о гробе, накрытом американским флагом, о президенте и его доброте.
