Дерзкая. Пленница (тело)хранителя (СИ) - Светлана Тимина
А сейчас у меня внутри Северный Ледовитый океан, льдины которого стремительно раскалываются и тают. Откуда силы берутся, и боль уходит. Пытаюсь подняться на ноги.
До этого еще очень, очень долго, но я смотрю на Белого, как на бога.
— Пусти!!! — слышу испуганный крик за дверью.
Юлька. Она вылетела у меня из головы, едва я увидел на фото Марину и сына. Ее крик и появление в комнате кажется неуместным.
Она влетает, чудом вырываясь из рук спецназа. Они пытаются ее задержать. Беляев грубо велит им не мешать. Забыв обо мне, подходит к дочери, гладит по голове.
— Не убивай его! Он ничего ужасного не сделал! Папа!
Юльку трясет, почти как меня… но совершенно по и ной причине. Только присутствие отца и охраны не дает ей кинуться ко мне.
— Юля, иди в машину и жди меня. Нам надо поговорить.
— Ты не убьешь его!
— Нет, я тебе обещаю… Юля!
Она проходит в комнату и садится на диван, упрямо скрестив руки на груди. Пожав плечами, Белый вновь возвращается ко мне, велев спецназу закрыть рот.
Я забываю о Юльке уже в следующий миг. Беляев вновь протягивает мне телефон.
— Они там и живут. Тагир, прошло много лет. Будь готов к тому, что у них уже своя жизнь. Пацан вообще тебя не узнает. Да о чем это — я сам тебя не узнал…
— Где моя семья?
Юля подается вперед, и я вижу, как в ее глазах боль. Но мне в данный момент нет до этого дела.
— Белый, я хочу к своей семье… к жене и сыну.
Глава 24
Юля
Я думала, больнее быть не может. Я довольно часто так думала, если быть откровенной.
Когда отец отталкивал меня своей холодностью и ставил в приоритет Вовку.
Когда наплевал на мои чувства и выдал замуж за этого невразумительного Макса.
Когда мой мир рухнул — пусть я и не желала этой свадьбы, но такого «избавления» у всех на глазах и пережитого после этого ужаса не пожелала бы даже злейшим подругам.
Да ни хрена я не знала о боли!
Судьба решила жестоко пошутить надо мной именно сейчас. Тогда, когда вопреки всем обстоятельствам в сердце впервые за долгое время начало светить солнце, и я поверила, что в моей жизни появился тот, ради которого можно встречать каждое утро с улыбкой на лице.
Собирать, словно красивейший пазл, закаты и рассветы рядом с ним и чувствовать себя впервые за долгое время любимой и желанной. Чувствовать, как бьется его сердце. Сладко жмуриться, сходить с ума от чувства абсолютной силы, ощущая себя маленькой девочкой, которой я так и не успела побыть.
Я искала тепло и защиту. То, чего так и не получила от своего отца. Да я, наверное, с самой первой встречи знала, что найду это все в Тагире.
Это не было привязанностью жертвы к своему похитителю. Какая ирония — именно в этой ситуации я увидела Тагира настоящим. Открытым, искренним, и пусть так отчаянно борющимся со своими чувствами — но именно настоящим.
Как банально… и как страшно падать с такой высоты. Когда уже давно записала его на сердце своим мужчиной. Когда поверила, что он полюбит меня вопреки тому, что сделал мой отец. Я даже строила безумные планы — после такого папа позволит мне развестись, скрепя сердце примет мои доводы, и ничто не помешает мне быть вместе с человеком. Которого я люблю.
На мою долю свалилось столько трэша, а я так и осталась наивной девчонкой, что поверила в чудо.
Одни из самых страшных минут пережила я, пока не затихла стрельба, пока не сообщили, что они оба живы — и отец, и Тагир. Что просто разговаривают, и операция по избавлению заложницы с наказанием злодея меняет курс, потому что произошло нечто из ряда вон выходящее. Кажется, никто не пострадал из всех тех, кто находился в доме. Их почему-то тоже не успели погрузить в бусик и увезти.
Меня отпаивали сладким чаем, пока я не накричала на спецназовцев за «детский сад» и не раздобыла в баре бутылку виски. Они так странно переглянулись, только мне было плевать с высокой колокольни на эти взгляды. Я мало что понимала от шока в первое время, но знала одно: если не спасу Тагира, моя жизнь превратится в ад.
Плевать, что отец — чудовище, который сжег живьем женщину и ребенка. Я разберусь с этим потом, когда уйду из дома и откажусь зваться его дочерью. Мне никто не будет нужен, кроме Тагира. Сейчас же я буду играть роль любящей дочурки и умолять, любой ценой, пусть его оставит в живых и… возможно, отпустит.
А вариант, что мой мужественный телохранитель свалит в закат и забудет обо мне, как только получит жизнь и свободу, я вообще не рассматривала.
Меня пытались туда не пустить. Сердце сжало ледяными щупальцами. Что они хотят от меня скрыть? То, что моего любимого человека избили до полусмерти? Я не слышала криков за этой дверью, но Тагир не тот, кто стал бы кричать от боли. Он и горел живьем бы молча…
Боже, дай мне сил. Если отец не пощадил его семью, он и с ним сделает нечто подобное…
Но нет. Они спокойно говорили. И в этом спокойствии было что-то зловещее.
Я не помню, как оказалась в этой комнате. Все было похоже на вырванные кадры из киноленты. Отец, недоуменно повернувший голову. Смесь эмоций на его лице — радость, что я жива, умиление и строгий прищур — не лезь мол, когда мужчины базарят!
Я это отметила где-то в углу сознания. Все мое внимание было приковано к Тагиру. Внутри, вытесняя последствия шока и почти не взявший алкоголь, разливалась нежность. Та, которую я все эти годы копила в своем сердце, чтобы однажды отдать тому, кто по-настоящему сумеет задеть напряженные до этого струны души.
Он выглядел помятым. С ссадинами на лице — впрочем, не критичными. Они даже не портили его, придавая всему облику что-то дикое, самобытное… то, что заставило меня гореть, а сердце биться так часто. Оба, и он и отец, выглядели не лучшим образом — как после бойни в грязи.
Я и не сразу поняла, что ничего никому из них не угрожает. Они действительно просто говорят! Никаких направленных в голову
