Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
«Да чтоб меня разорвало!» — откидываюсь на невысокую спинку стула и разумом выкатываю миленькую догадку. — «Он ее… Пасет и женского внимания ищет?».
— Вы в отношениях с Тосиком? — выдаю вполне разумное предположение.
— В некотором роде, — нервно передергивает плечами, а затем, посмеиваясь и не давая мне сосредоточиться и принять к сведению его первое утвердительное предложение, более конкретно разворачивает свой ответ. — Она мой работодатель на выходные дни и пятничные вечера. Я продавец в ее шоколадном магазине. Реализатор сладкой продукции, которую, между прочим, могу и произвести.
Чего-чего? А жизнь все-таки полна неожиданностей! Не могу представить — а не то чтобы поверить — то, о чем он только вот сказал. Мой сын — не тунеядец и не лоботряс, конечно, он очень самостоятельный, по-мужски способный к кухне, однако это же десерты, выпечка и шоколад… Велихов — доморощенный кондитер? Первый в роду и моей семье.
— Как это понимать? — вкрадчивым, почти издевающимся тоном, спрашиваю у него.
— Я прошел ее выдуманные курсы, как будто даже сдал экзамен и получил одобрение членов тройственного союзница недотраханных, но с небольшим пробегом, баб. Поименно каждую назвать?
— Смени этот тон и не утруждайся. Все уже понятно. Они решили тебя в оборот взять? У вас, друзья, по-прежнему в заднице играет дурь. Ты слышишь, что я говорю? Петь?
Стоит столбом и полосует взглядом вид, который недоступен мне, ведь я сижу спиной к тому, что там, немного дальше, происходит. Однако я не связан по рукам и по ногам, а значит, имею право пару раз, одним глазком… Намереваюсь повернуться и свое желание тотчас же реализую.
Перепуганная женская мордашка юркает угрем за угол, а ее хозяйка глубоко вздыхает и быстро несколько раз «мамочку-мамочку» всуе вспоминает.
— Дай свои вещи, пожалуйста. Или…
— Обойдется! — выдает, тренируя баритон. Горланит и увеличивает звук — запугивает Нию или предупреждает о том, что здесь опасность и ей не стоит высовываться, чтобы обнаженкой на кого-нибудь нечаянно, как в западню, не попасть, и на большие неприятности не нарваться.
— Опять?
— Что? — шипит и переводит на меня свой взгляд.
— Да ничего. Все ясно и понятно. Я все-таки Сергея предупрежу на всякий случай, что деточки решили стариной тряхнуть.
— Что ты хотел? — выставляет руки на стол, вытягивает шею и, как удав, почти бессмысленно, но в то же время гипнотизирующе, таращится, выпучив безумные глаза.
— Планы на праздники изменились, Петя.
— Замечательно. И что?
— Ничего. Просто…
— Исходя из прослушанной информации я свободен на неопределенное количество дней? Я правильно принял твой посыл?
— Мы с матерью не сдерживали тебя. Ты, видимо, плохо спал или не проснулся. Сашка валит на рыбалку со своей компанией, мы планируем поездку в лес. А ты…
— Мы соберемся здесь — Смирновы и Велиховы, как в старые добрые времена.
— Ты будешь один…
— И что? Я Мантурова приглашу. Он очень рьяно и назойливо напрашивался.
— Да ничего.
Я просто чисто для себя уточнил! Четыре очаровательные малышки и чем-то взбудораженный сынишка. Хотя… Муж Дарьи, спокойный Ярослав, затем, возможно, Костя Красов, необыкновенно ухаживающий за Юлей, и Мантуров Егор, сын моего делового партнера и, по всей видимости, единственный друг мужского пола, оставшийся в закромах раздувающего ноздри, взбесившегося от моего внезапного прихода мальчишки. Их будет четверо мужчин на четверых малышек, две из которых заняты и имеют маленьких детей, одна к тому же окольцована.
«Хоть бы не подрались черти — только об одном молю» — мечтательно растягиваю рот улыбкой. — «Удачно все сложилось. А то я, уж было, стал переживать, что не по родственным понятиям кинул на семейный праздник собственного сынка».
Откровенно говоря, чересчур неловкая ситуация и угнетающая обстановка царит в квартире, которую Петя отменно, чего греха таить, обновил. Озираюсь, изучаю перепланировку, которую он тут соорудил. У него есть вкус, достаток и желание. Очень жаль, что с личным у парня не сложилось. Но… То ли еще будет.
Мы плохо с матерью повели себя, когда узнали о смерти этой Эли. Поздно выразили сочувствие и не сказали нужные и поддерживающие его слова, не приехали на ее кремацию, словно этим выражали свое отношение к женщине, с которой Петя жил и кого своей женой назвал. Она была… Была недолго с ним и шустро, почти опаздывая на свидание с Богом, из его жизни испарилась и в мир иной ушла. Слишком подозрительная болезнь и долгое, знаю, что затратное по средствам, странное лечение, крутая медицина и навороченные врачи, а окончание этой эпопеи выдалось, к большому сожалению, жутко неправильным и сволочным. Женщина ушла, а мой мальчик овдовел в двадцать девять лет. С таким смириться трудно. Я знаю, что он посещал психолога, ходил на поминальные службы, поддерживал ее родителей — тещу с тестем, организовал для умершей вечер памяти и распродажу всех полотен, которыми единолично обладал… Но вот что очень занимательно и довольно странно — себе, для личного использования и для памяти о женщине, которую любил, он ни одной ее картины не оставил. Тогда я очень осторожно поинтересовался у Наташки:
«У них были проблемы? Ссорились? Ругались? Они расстались, Ната?»,
она в ответ уклончиво — ни да ни нет — кивнула и попросила об этом при Петре никогда не упоминать и ничего подобного вслух не произносить… Никогда!
Сын каждый раз вздрагивает от любого шороха, который Ния совершает там, где спряталась, и там, где, по ее мнению, я не смогу ее достать. Мне зрительный контакт уже не нужен. Тут все и без ее фигуры очевидно. А я все окончательно, как марево, забуду, когда башкой уткнусь в подушку, прижав к себе жену.
Детишки решили воздух сотрясти и друг друга вздернуть на ветке, за которую зацепятся мясистой шкиркой, когда будут удирать, прочесывая городские джунгли наперегонки? Мешать взбалмошным не буду. И все же:
— Тосик, ты уже оделась? — не поворачиваясь к ней туда лицом, кричу. — Можешь выходить, тем более что я тебя еще с порога одним глазком засек.
