Развод. Неверный муж (СИ) - Адалин Черно
— Дочка… — раздается слезное по ту сторону. — Ты узнала о папе, да?
В и без того тихой прихожей становится еще тише. Я щелкаю выключателем и щурюсь от яркого света, что резко бьет в лицо.
— О папе…
Получается то ли вопрос, то ли констатация. С интонациями не угадываю, судя по тому, что мама начинает плакать.
— Мне ничего не говорят, представляешь? Никакие прогнозы, что и как будет… Маюш… приезжай, а? Ты… очень нужна.
Я не знаю, зачем соглашаюсь, но спрашиваю адрес больницы и прямо так, не переодеваясь, оставив продукты в прихожей, выхожу из квартиры, чтобы поехать в клинику.
Мама ждет меня у выхода. Нервно ходит туда-сюда, с кем-то говорит по телефону. Я вижу ее из окна машины и не могу решиться выйти. Вроде виделись недавно на приеме, а что-то мне будто мешает, не дает к ней пойти, мы словно… чужие. Успели отдалиться за то время, что не общались. Я не знаю, кем стала мама за то время, что я ее не видела, а она меня вообще видела еще в университетские годы. Тринадцать лет слишком большой срок, чтобы снова стать родными.
Я выхожу, как только вижу, что она заканчивает разговор по телефону. Мама оборачивается на хлопок двери, смотрит на меня удивленно, словно и не верила даже, что я приеду. Впрочем, я и сама не верила. И сейчас кажется, что я во сне. Тринадцать лет ни новостей, ни поздравлений, ни созвонов. Абсолютная тишина и вот мы оказываемся лицом к лицу. Во второй раз, но первый был среди толпы людей, так что можно сказать — не считается.
— Ты приехала.
— Приехала. Что с ним?
— Он… инсульт. В тяжелом состоянии. Мне только что сказали. Говорят, будет паралич.
Она начинает плакать, а я понимаю, что даже не могу ее утешить. Не потому что черствая, а потому что мама для меня чужой человек. Я тосковала и скучала и даже плакала в первое время, но теперь… теперь я не чувствую ничего. Лишь сожаление, что все так вышло и что тринадцать лет назад она встала не на мою сторону.
— Ты позвонила не из-за отца, да?
— Да. Я не знала.
Она кивает, соглашается, будто и правда, откуда бы я могла узнать? У нас ни контактов общих, ни знакомых, я все оборвала, любую связь, потому что тогда было слишком больно, а сейчас… сейчас никак. Так что и узнавать ни о чем не было смысла. Я знаю, что это неправильно, что передо мной моя мама. Осунувшаяся, постаревшая словно на годы за пару часов, ведь там, на приеме, она выглядела хорошо. А сейчас… душа болит на нее смотреть. Она другая. Не так улыбается, не так смотрит, не так ведет себя. Не та мама, какой я ее помню.
— Ты так выросла, — неожиданно говорит. — Стала женщиной, а я уже… бабушкой. Так глупо все. Мы так глупо оборвали связи.
— Да.
Почему-то соглашаюсь. Сейчас и правда кажется глупо. В темноте ночи, освещаемой лишь светом клиники и фонарей, между снующими туда-сюда пациентами и врачами. До меня доносится запах сигарет, и я поворачиваюсь. Смотрю на широкоплечего красивого доктора, стоящего на несколько ступенек ниже нас и затягивающегося никотином и не могу перестать думать о том, что я будто пробуждаюсь. Прихожу в себя ото сна, вижу настоящую реальность.
Не ту, в которой Демьян делал меня счастливой, не ту, где я не знала горя, веселясь и радуясь просто потому что причин для горестей не было. Не ту, где у меня был любящий муж и красивый дом, в который я вложила столько сил. Сейчас вокруг меня жизнь. Настоящая, без прикрас. С горем, слезами, предательством. Такое ощущение, что в моей прежней жизни были бело-серые полосы, а теперь я впервые вижу черную.
Мне становится не по себе, я обхватываю себя руками, отворачиваюсь от явно расстроенного врача, смотрю на сникшую маму, кутающуюся в тонкую и явно видавшую виды шаль. Наверное, у них и правда плохо с деньгами. Я даже этого не знала. Не посчитала нужным узнать даже издали.
— У него давно были проблемы, — начинает говорить мама. — Сначала после краха в бизнесе, потом после новостей о вашем с Демьяном разводе. Такой скандал был. Ты не думай, что нам на тебя было наплевать. Мы не звонили, да, но ты нас и слушать не хотела, а потом…
— Не было смысла. Я понимаю, мама. И зла не держу. Я приехала, чтобы… поговорить.
— О чем же?
— Выпьем кофе? — предлагаю. — Наверняка внутри есть какой-то кафетерий или тут, поблизости.
— Какой кофе, — хмурится мама. — Ты в своем уме, Майя? У тебя отец при смерти!
— Я помню, но я приехала сюда… не поэтому.
— Тебе совсем… наплевать?
Я даже сказать ничего не успеваю в свое оправдание. Мама отвешивает мне пощечину такой силы, что я отшатываюсь и едва не падаю со ступенек. В последний момент меня удерживает тот самый доктор, что курил сигарету.
— Выяснение отношений на территории больницы запрещены, — говорит спокойным тоном, глядя на мою маму, что разъяренной фурией сжимает руки в кулаки. — Еще что-то подобное выкинете и я буду вынужден попросить вас покинуть нашу клинику.
Она фыркает, гордо вскидывает голову и уноситься внутрь, оставляя меня одну. Даже не знаю, зачем я приехала. Что ожидала услышать? Почему вообще решила, что смогу задать вопросы?
— Вы в порядке? — спрашивает мужчина, убирая руки с моего локтя и спины.
— Да, я…
— С такими родственниками врагов не надо, — усмехается, но говорит так, словно ему это самому знакомо.
— Спасибо вам. Я бы…
Стоит только представить, что я могла упасть с лестницы на бетонный пол, как внутри все холодеет и обмирает. Я интуитивно кладу руку на плоский живот, поглаживаю. Не знаю, что еще сказать.
— Вы тут… работаете?
— А не заметно? — иронично приподнимает одну бровь.
— Простите, я просто…
— Да понимаю, сложные отношения с матерью, беременность… и вы не замужем, — кивает на правую руку, где нет кольца.
Я сняла, хоть нас еще и не развели. Хотела швырнуть в реку, чтобы не иметь соблазна достать, но… так и не смогла.
Я именно в этот момент понимаю, как жалко выгляжу со стороны на самом деле. Вскидываю взгляд на доктора, улыбаюсь, благодарю за помощь еще раз и, медленно спустившись вниз, иду к своей машине. Мужчина смотрит на меня подозрительно. Его наверняка удивляет странная вдруг начавшая улыбаться женщина, а я… мне нужна была и эта встреча и его взгляд. Теперь
