Брат мужа - Мария Зайцева
– Вот как? – я все же не выдерживаю, очень уж он довлеющий, и огнем от его голой груди пышет, дышать тяжело становится. Делаю шаг в сторону и сажусь в кресло, боясь, что упаду.
Иван отслеживает мои перемещения, чуть щурит глаза, не двигаясь больше с места.
Вскидываю подбородок, зеркалю его неосознанно:
– Когда узнал, Иван?
Он пару секунд молчит, видимо, решая, что делать: говорить или прекратить все. Любым способом. Это способ легко отслеживается в невольном взгляде на разворошенную кровать. Меня продирает дрожью. Он может это сделать, да. И делал сегодня ночью не раз.
Я подчинюсь. Опять. Но надолго ли?
Иван, похоже, тоже просчитывает ситуацию, а потом со вздохом засовывает кулаки в карманы спортивных штанов, опирается бедрами на столешницу.
– Практически сразу, – выдыхает он, изучая мою реакцию на свои слова. И продолжает, так и не дождавшись ничего вразумительного. – У Матвея… Связи в структурах. Отец. Пробили сразу по кредиторам. И всем заплатили.
“Заплатили” в его интонации как-то неправильно звучит, но я решаю не заострять. Потом.
– А про Машу?
– Тогда же, – он тянется к пачке сигарет, щелкает зажигалкой, выдыхает дым, – по банковским операциям отследили, там сложности нет. Севка думал, что зачистил, но…
– Он знает, что ты знаешь?
– Конечно, – пожимает плечами Иван, – сразу, как в себя пришел.
– То есть, он созванивался с ней при тебе?
– Алин… – Иван, судя по всему осознав, к чему все идет, меняет тон, делая его более примирительным, чуть ли не просящим, – в любом случае, ты бы узнала… Просто…
– Просто он твой брат, я поняла, – киваю я, – как там… Братская круговая порука?
– Алин…
– А когда мне собирались сказать?
– Это Севка должен был говорить, – отвечает Иван, – я думал, он сказал. И потому ты…
Я не выдерживаю и смеюсь. Долго, взахлеб. До слез.
Прихожу в себя в объятиях Ивана. На его коленях.
Он гладит меня по голове, словно маленькую, держит, и от ладоней его идет привычный сладкий жар. Тянет подставиться под эту огненную ласку, тянет забыться в его руках. Это так просто, так приятно.
Сладкое забытье, словно в сказке про мертвую царевну… Только тут наоборот. Принц поцелует, и я провалюсь в беспамятство…
Иван трогает меня губами, мягко колет бородой шею и затылок, запуская волны дрожи по коже.
– Не думай о нем больше, – шепчет он, – не думай… Я сам все решу.
– Боже… – выдыхаю я, – как вы мне все надоели. Как вы достали меня. Как я хочу от вас избавиться! От обоих!
Судя по всему, совсем не этих слов ждал Иван, потому что замирает, и я умудряюсь выкрутиться из его рук, встать и, подбирая по пути разбросанную одежду, сбежать в ванную.
Там я смотрю на дверь без замка, ожидая, что вот-вот она откроется…
Но Иван не торопится продолжить преследование, и я, выдохнув, одеваюсь.
Смотрю на себя в зеркало, в который раз удивляясь, насколько разные люди оттуда на меня каждый раз глядят.
Напуганная женщина, загнанная в угол жертва.
Предательница, забывшая о брачных клятвах, позволившая себе пожелать другого мужчину.
Дура, узнавшая слишком много об окружающем ее мире.
И сейчас… Кто я сейчас?
Из ванной иду сразу к входной двери, обуваюсь.
Иван появляется в прихожей, все еще полуголый, смотрит, как я собираюсь, складывает мощные руки на груди.
Он невероятно хорош сейчас, и я с тоской думаю, что это – наша последняя встреча. Верней, встреча-то не последняя, но последняя – вот такая. Не будет больше бешеных ночей, не будет властного шепота, которому так сладко подчиняться, забываться, укрываясь от всего мира в горячих сильных руках.
Коротким было мое забытье. Но это и к лучшему.
Привыкнуть не успела.
– Алин, я думаю, что тебе не стоит рубить с плеча, – говорит Иван, поймав мой взгляд, – да, я не сказал сразу… Но ты же понимаешь, что Севка – мой брат. Я и без того… Накосячил.
– Мне надоело быть понимающей, – сухо отвечаю я, – можно мне чуть-чуть себя начать понимать? Для разнообразия?
С этими словами я дергаю дверь и выхожу на улицу.
Жадно глотаю утренний свежий воздух, все еще морозный, все еще не совсем весенний и в то же время, словно бы намекающий на перемены, пробуждение и то, что вот она, весна, она уже пришла. Она уже здесь.
И как-то даже мысли становятся прозрачней, светлее.
Иду, засунув руки в карманы пуховика, холодный воздух кусает голые ноги, напоминая, насколько я вчера сошла с ума.
Торможу у витрины кафе, смотрю в отражение на себя, нелепую, в слишком большом и каком-то нескладном пуховике, в дутиках на босу ногу…
И решительно толкаю дверь в заведение.
Меня тут же окутывает кофейный аромат, и так спокойно на душе становится. Заказываю себе большой капучино с корицей и, пока жду такси, с огромным наслаждением выпиваю кофе, стоя у длинного столика возле окна.
Там, снаружи, синее-синее небо и капель.
Солнечные лучи пронизывают меня, кажется, насквозь. И это хорошо. Это – правильно.
Как там сказала эта странная женщина в парке, так вовремя случившаяся в моей жизни?
“Жизнь – суть движение”?
“То, что за поворотом, даст нам силы для дальнейшей борьбы”?
Я смотрю на зарождающуюся весну и думаю о том, что даже то, что изначально казалось ужасной ошибкой, слабостью, в итоге, дает силы для дальнейшей борьбы.
43
– Милая…
– Сев, сколько раз я говорила не называть меня так. У тебя для этого другая женщина есть.
– Черт… Алин! Ну хватит! Я просто хотел бы встретиться…
Смотрю на часы, еще пять минут до звонка. А мне мало того, что дойти до класса, так еще и проектор настроить…
– Сева, мне некогда сейчас!
– Давай, я заеду! – с радостью откликается муж. Бывший, бывший муж.
– Нет. У меня сегодня нет времени.
– Вечером?
– Нет.
– А чем ты занята вечером?
– Сева, тебя это больше не касается!
– Алин…
– Тебе есть, чем заняться вечерами, у тебя ребенок маленький, вспомни о нем, Сев.
Я отключаю связь с огромным наслаждением и ускоряюсь.
Седьмые классы – это вам не десятые, они тихо сидеть не будут после звонка, если учителя нет на месте.
А у меня сегодня открытый урок, чтоб его!
Будут завуч, директор и представитель департамента!
И, кроме всего прочего, я еще и дежурная, потому задержалась. Короче говоря, все радости жизни в одном флаконе.
Пока бегу, спешно проверяя, все ли у меня в порядке с прической и одеждой, стараюсь выдохнуть и настроиться на правильный лад. Сегодня тема: “Великая Отечественная война”. Занятие приурочено к Дню победы.
И седьмой класс… Попробуй их увлечь таким!
Но я воспринимаю это, как вызов. С некоторых пор я люблю вызовы. Заводит, дает ощущение полноты жизни.
У меня вообще как-то все по-другому теперь ощущается. И то, что прежде воспринималось бы, как нагрузка, каторга, которую надо просто пережить, сейчас будоражит, словно адреналин в крови бурлит.
Надо же, чисто визуально, в работе моей ничего не поменялось, по-прежнему тяжело, много ненужного, часто неблагодарного… Но, оказывается, если принимать это не со смирением, а с вызовом, то жить становится куда интересней.
И не только к работе это относится.
Я подхожу к классу и, выдохнув, открываю дверь. Все получится!
Уроки заканчиваются в два, еще час я провожу на рабочем месте, занимаясь привычной рутиной.
После у меня запись на маникюр.
Моя Эля неожиданно для себя самой встретила мужчину и уехала с ним из города в деревню.
А меня передала своей коллеге, улыбчивой и забавной Мирославе.
И мы как-то успели сдружиться за эти месяцы, стали приятельницами.
Она в курсе про мой развод, про работу, да много про что. И, в отличие от Эльки, не пытается учить, просто слушает.
А я понимаю, как сильно мне, оказывается, не хватало человека, который просто выслушает.
Неподалеку от школьного крыльца стоит тяжелый темный внедорожник.
В последние два месяца он тут частенько появляется.
Прохожу мимо, не обращая внимания на то, как смотрит на меня водитель.
Разговаривать нам не о чем, наверно. Пока не о чем.
А потом… Посмотрим. Пока что я не готова и не хочу снова ни во что влезать.
Только-только выдохнула, поняла,
