Судный день - Дилейни Фостер

— Я тоже, — я переместил руку между ее бедер, раздвигая ее губы, пока он работал языком над ее клитором. Он сделал паузу, всего на секунду, затем его язык коснулся внутренней поверхности моих пальцев, когда он снова попробовал ее на вкус. — Видишь это? Видишь, как ты открылась для него? — звуки его языка, ласкающего ее влажную киску, наполнили комнату. — Такая чертовски красивая, — и она была прекрасна. Она была чертовски красива в таком виде.

Ее тело содрогнулось, когда я провел пальцами по ее щели рядом с его ртом, а затем поднес их к своим губам.

Я втянул пальцы в рот, обводя их языком.

— Ты такая вкусная. Такая сладкая, — затем я поднес их к ней. Она раздвинула губы и приняла их внутрь, посасывая и облизывая, пока мой член не запульсировал.

Я провел костяшками пальцев по ее челюсти.

— Вот так, красавица, — я наклонился и провел зубами вдоль ее горла к уху. — Такая хорошая, блядь, девочка.

— Грей, — она сглотнула. — Я хочу тебя.

Черт. Она была выжжена в моей чертовой душе. Я был у нее. Я всегда был у нее.

— Я у тебя есть.

— Я хочу тебя, — ее маленькая рука потянулась и нащупала мой член в штанах.

Господи. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы сказать ей нет.

— Еще нет, — я просунул средний палец, все еще влажный от ее слюны, рядом с ее тугой дырочкой. Линкольн не останавливался. Что еще важнее, он не остановил меня. Сочетание страха и потребности боролось в ее глазах. — Расслабься. Позволь нам сделать тебе приятно, — я просунул палец внутрь, только кончик, и ее губы разошлись во вздохе. А потом она покачнулась на мне. — Тебе это нравится? Его язык на твоей киске и мой палец в твоей попке?

Он поднял на меня глаза, его взгляд был жестким и непрощающим, и я свободной рукой толкнул его голову обратно вниз.

— Сосредоточься на ней, — сказал я ему.

— Теперь я вхожу глубже. Это нормально? — спросил я ее.

Она кивнула.

— Я могу трахнуть тебя здесь, — я продвинул палец дальше внутрь. Она была такой тугой. Такой теплой. — Я могу трахать тебя, пока он ест твою сладкую киску. Ты этого хочешь?

Она ответила стоном.

Я наклонился и взял ее сосок между зубами. Она выгнулась дугой, ее бедра закрутились, ударяясь о его лицо и мою руку.

— Кончи для меня, малышка, — я взглянул на голову между ее бедер. — Для нас.

Ее тело сжалось вокруг моего пальца, напряглось против моего рта. Она откинула голову назад, ее рот разошелся в красивом «О» и стоне, таком громком, что я был уверен, что Лео услышал его. Это было идеально, так чертовски идеально, что я чуть не кончил от одного только ощущения этого.

— Да, блядь, детка. Вот так, — сказал Линкольн, прижимаясь к ее киске.

Ее руки вцепились в его волосы, она прижалась к его лицу и задыхалась. Я вынул палец из ее задницы, затем нежно поцеловал ее в лоб.

— Это был всего лишь вкус того, что я хочу сделать с тобой, — прошептал я, касаясь ее кожи.

Она схватила меня за руку, когда я встал.

— Ты уходишь?

Линкольн сел, не стыдясь своей наготы. Металлический наконечник его члена блестел в лунном свете, когда он расположился между ее бедер в каком-то собственническом порыве. Меня не удивил пирсинг, и меня не испугал его член.

Было бы так легко спустить штаны и провести кончиком члена по ее губам, покрыть ее рот спермой. Она была прямо там, на идеальном уровне. Мой член дернулся, когда видение прошло через мое сознание.

Я провел тыльной стороной указательного пальца по ее щеке. Она повернула голову так, что смогла зажать мой палец между зубами. Это заставило меня улыбнуться.

— Пока.

Она отпустила мой палец, затем прикусила губу.

— Мы еще далеко не закончили, — я взглянул на Линкольна, и его челюсть напряглась.

Это было только начало. Я только начал показывать ей, кто я на самом деле, и что я могу дать.

Я посмотрел вниз на женщину, которую он называл своей птичкой — возможно, из-за того, как сладко она звучала, когда кончала. Теперь она пела и для меня.

— Спокойной ночи, голубка. Скоро мы снова увидимся.

ГЛАВА 29

Девять лет я носил в себе любовь к Сэди, словно это была зависимость. Это была причина, по которой я просыпался по утрам. Благодаря ей я стал тем, кем должен был стать. Это была сила, которая двигала мной. Каждый. Блядь. День. Это был костыль, на который я опирался, чтобы сказать себе, что я не могу ничего чувствовать к Лирике, что я не чувствую к ней ничего.

Теперь его не стало, и все, в чем я себе отказывал из-за него, обрушилось на ничего не подозревающий берег, как цунами. Все те времена, когда я хотел прикоснуться к Лирике, но не делал этого, все те времена, когда она спрашивала меня, почему я так поступаю с собой и с нами — все те дни и ночи, когда я держался от нее подальше, потому что знал, что если не сделаю этого, то разбужу дремлющего зверя. Ну, теперь он проснулся. И он рычал.

Она спрашивала меня, почему за четыре года я ни разу не прикоснулся к ней. Причина была проста. Она думала, что хочет меня, потому что есть только я. У Линкольна не было выбора. Я не был таким, как Уинстон, Киптон, Малкольм и остальные мужчины Братства. Мне не нужна была принудительная привязанность. Я хотел искреннего подчинения.

Сэди обвинила меня в том, что я выбрал Лирику. Возможно, она была права. Я мог бы уничтожить Братство и без помощи Каспиана. Ожидание его трастового фонда было отговоркой. У меня было больше денег, чем у него. У меня было больше власти, чем у Киптона, потому что люди боялись меня больше, чем его. Он был беспечен. Я был безжалостен. Я мог бы спасти Лирику от ее судьбы в Судный день, а потом заняться уничтожением Уинстона и возвращением Сэди. Я мог бы уничтожить Малкольма, Киптона и Пирса без помощи их сыновей. А потом я мог бы вернуть Лирику Линкольну и получить свою королеву.

Так почему же я этого не сделал?

Потому что то,