Лиловые орхидеи - Саманта Кристи
В штанах у меня становится тесно, и я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто этого не заметил. Никому, конечно, нет до меня никакого дела. Все заняты подготовкой к экзаменам.
Я: Милая, ты пишешь мне эротические эсэмэски?
Бэйлор: Ты хочешь, чтобы я писала тебе эротические эсэмэски?
Я: О да! Но я не уверен, что сейчас подходящее время, потому что я сижу в библиотеке.
Бэйлор: Мне перестать?
Я: Нет! Напиши, что ты собираешься схватить.
Бэйлор: Я собиралась схватить тебя, Гэвин.
Я: Напиши это, Бэй. Я хочу увидеть слова.
Полное радиомолчание. Я раздумываю, не написать ли, что я пошутил, но даю ей еще несколько секунд – вдруг она все же решится.
Бэйлор: Я хочу схватить твой член и ласкать его так, как ты мне показывал.
Ни фига себе! Я перечитываю сообщение, чтобы удостовериться, что моя девушка действительно написала слово «член». Какое-то время я не смогу двигаться. Я приклеен к стулу, а моя эрекция быстро растет. Надеюсь, пожарную тревогу сейчас не объявят.
Я: Знаешь, как ты меня только что возбудила, милая?
Бэйлор: Нет, не знаю. Но ты можешь мне показать.
Показать? Что за черт? Она хочет, чтобы я его сфотографировал? Прежде чем я успеваю ответить, мой телефон снова вибрирует.
Бэйлор: Обернись, Гэвин.
Я поворачиваюсь настолько, насколько это возможно, чтобы не выставить напоказ свою… ситуацию, и вижу мою прекрасную покрасневшую девушку, которая сидит за столом прямо за моей спиной. Я беззвучно смеюсь и качаю головой, потом набираю эсэмэс.
Я: У тебя есть 20 минут? Ну ладно, может, 30.
Бэйлор: Но не больше. Что ты задумал?
Я: Иди на 3‐й этаж, найди кабинку для занятий 39 – это кабинка футболистов. У меня есть ключ. Жди меня там. Я приду через несколько минут. В кабинке можешь хватать мой член сколько захочешь.
Я слышу за спиной ее вздох и понимаю, что она прочла сообщение.
Бэйлор: Ты серьезно?
Я: Я серьезен, как инфаркт, милая.
Бэйлор: И скольких еще девушек ты туда водил?
Я: Только тебя, Бэй. Там будешь только ты.
Бэйлор: ОК, увидимся там через 5 минут:-)
Мой день только что стал гораздо лучше.
Когда я поворачиваю за угол и вижу Бэйлор, с которой мы собираемся на пробежку, она немедленно заливается краской. Вчерашнюю лекцию по киноведению отменили, так что мы видимся впервые после того, как позавчера нарушили правила поведения в кабинке для занятий.
Если мне понадобится о чем-то вспоминать во время нашей полуторамесячной разлуки, я буду вспоминать, как она сидела на столе – широко раздвинув ноги, – а я наслаждался ею во флуоресцентном свете маленькой комнаты. У меня не было с собой презерватива, но мы доставили друг другу удовольствие всеми остальными способами. Она сказала, что это был лучший перерыв в ее жизни. Вот так-то, Кинг-Конг!
Она закрывает покрасневшее лицо руками, так что я почти не слышу ее возбуждающего смеха.
– Доброе утро, милая!
Я обнимаю ее.
– Доброе утро, – отвечает она. – Я все еще не могу поверить, что мы это сделали, Гэвин.
– Слушай, ну у каждого за время учебы в университете должно быть хотя бы одно сексуальное похождение в библиотеке, – говорю я. – Мы хотя бы заперлись в кабинке для занятий, а не просто спрятались за стеллажами, как некоторые.
Кажется, она шокирована тем, что некоторые студенты действительно так делают. Я киваю, подтверждая, что это правда.
– Значит, все это было ради «студенческого опыта», – говорит она, делая пальцами жест «в кавычках».
– О нет, это было ради «опыта с Бэйлор», – говорю я. – Я хочу тебя где угодно и как угодно. Это просто факт, милая.
Я запоздало замечаю, что сегодня она выглядит усталой. Больше, чем обычно в такой ранний час. Под глазами у нее темные круги, и я готов поклясться, что она похудела.
– Бэй, ты уверена, что не хватаешься за слишком много дел сразу? Может, тебе стоит отказаться от части своих обязанностей?
Она пристально смотрит на меня.
– И что мне, по-твоему, надо сделать: бросить работу или расстроить детишек в больнице?
Судя по тому, как она на меня сейчас смотрит, на этот вопрос нет верного ответа. Так что я делаю то, что сделал бы любой парень в этой ситуации. Я затыкаюсь.
– Напомни, что именно ты делаешь в детской больнице?
– Сначала я читала детям книжки. Иногда в группе, а иногда у постели, если они слишком слабы, чтобы дойти до общей комнаты. Но потом я начала придумывать для них истории, и им, кажется, нравится. Каждый раз, когда я прихожу, они с воодушевлением спрашивают, что произойдет дальше.
Несколько секунд я изучаю ее лицо.
– Может, тебе стоит писать книги? У тебя явно прекрасное воображение.
Она смеется:
– Я никогда не стану настоящей писательницей, Гэвин. Ну, не смогу написать ничего больше, чем газетные статьи и тому подобное.
– Не попробуешь – не узнаешь, – говорю я. – Ты ведь не знала, что потрясающе делаешь минет, пока не попробовала, правда?
На ее лице появляются три разных оттенка красного, я хватаю ее за руку и тяну за собой на пробежку. Я хочу насладиться каждой минутой, потому что знаю, что это одна из наших последних совместных пробежек на долгое время. В последние несколько недель она несколько раз пропустила, сказав, что слишком устала, потому что допоздна занималась. И каждый раз я прикусывал язык, чтобы не спросить, занималась ли она допоздна с Говнюком. Чтобы больше не ссориться с ней, я готов на все – даже жить в отрицании, если придется. В последнее время отрицание стало частью нашей жизни. После нашей ссоры ни один из нас не упоминает ни Карен, ни Криса, и если мы оказываемся с ними, когда пишем эсэмэс или звоним, то просто говорим, что мы с друзьями. Мы оба знаем, что оба так делаем. Это негласное правило. Но иногда я думаю, правильно ли мы поступаем или тем самым просто откладываем то, с чем нам все равно придется разобраться.
Когда мы замедляемся и приближаемся к ее общежитию, она спрашивает:
– Ты будешь со мной бегать, когда будешь в Бразилии?
Я улыбаюсь
