Его сладкая девочка (СИ) - Драгам Аля

Подрываюсь и снова бегом по комнатам. Ну конечно. Вещи на месте. Все. Те, которые покупал я. Дальше можно не проверять, но я упорно открываю детскую и методично осматриваю шкаф и комод.

И что всё это значит!?

Нет, сейчас более-менее удается понять молчание, слова подруги и уход. Узнала и психанула. Только поправочка: Светка прошлое, которое там и остается. Допустим, надо было рассказать самому. Но когда? Да и о чем? Ясно же, что до нашей встречи я не жил монахом. А после первой совместной ночи никого не было. Я не моногамен, нет. Но после своей девочки других просто не хотелось. Не пылало.

Интересно, откуда же инфа? Вещей здесь нет, и не может быть. Каждый уголок был тщательно вылизан, а спальню я и вовсе поменял. Не страдал загонами, но привести свою ягодку в кровать, где был с другими… не комильфо. Самому было бы противно.

— Олег, кто-то приходил ещё? Кроме подруги?

Цепляюсь за свою мысль. Мама не вняла разговорам? И снова звонок ба вспоминается.

Не зря, как оказалось. Ирина Иосифовна собственной персоной почтила вниманием. А уж с неё станется. Вручаю охраннику розовых чудищ и тороплюсь к тачке. Настало время задать правильные вопросы родне.

И самый первый из них — родные ли мы? В голове не укладывается, зачем лезть в чужую жизнь.

Конечно, внутри бьется беспокойство: как она? Слабая же совсем. Недавно же из больницы, ходить толком нельзя. Ладно с подругой, та в обиду не даст, да и помощь оказать умеет.

Бросаю взгляд на часы. Еще не слишком поздно нанести визит вежливости. Может, позвонить и предупредить? Решаю, что неожиданность будет в тему. Но деда набираю.

— Так Ира вчера утром еще к родителям твоим уехала.

Пару минут болтаем и прощаемся. Вот, значит, откуда узнала. Отцу и сдавать не надо было.

Тем лучше. Разворачиваюсь, нарушая, кажется, в очередной раз, и мчу к старшему поколению.

Отец выглядит помятым и отводит глаза. Зато женская часть семейства смотрит прямо и гордо.

— Ты что натворила?

Шиплю, шагая к ба. Не до реверансом сейчас. Время, время утекает, а еще не нашел и не сжимаю свою девочку в объятиях.

— Егор, ты что себе позволяешь? В приличных домах…

— В приличных, ба. Там не лезут в жизнь друг друга, разве нет? Давай прямо: ты к Ксюше зачем ходила? Что такого наговорила, из-за чего она ушла!?

А дальше… дальше каждая фраза, как новый гвоздь в крышку гроба.

Да нет. Бред. Полный бред.

Сама призналась, что не знает, от кого беременность.

Ксюша, моя Ксюша не могла так поступить. Это мой ребенок.

Да я уверен в этом.

Взяла деньги.

Ксюшка? Которая платья не носит, потому что дорого? У которой случилась истерика, когда она увидела ценник на колготках? Которые, к слову, так и остались нераспечатанными в шкафу.

Нет. Не верю.

Ба идет в прихожую, а я задаю вопрос, который мучает с самого начала. Потому что во весь этот бред я просто не верю.

— А Светка здесь при чем?

— Сынок, — мать картинно промакивает глаза платочком, — бабушка хотела как лучше. Хотела рассказать про твою невесту, предложить сделать тест. Кто же знал, какая меркантильная особа…

Мама качает головой, а перед моими глазами появляется белый лист. Разборчиво, печатными буквами… расписка…

«Я, Романова Оксана Игоревна… получила на руки… Обязуюсь…»

Второй раз за день буквы прыгают, а слова не обретают смысл.

Я не знаю ксюшин почерк, к своему стыду, но подпись изучил отлично. Доверка для сада постоянно была при мне. Точнее, копия. Пока где-то не посеял. Выронил или с документами попала. И сейчас эта подпись передо мной.

Полтора ляма? За… Да как так-то!?

— Подожди, ба. То есть ты просто так отдала деньги… эээ… чужой девушке? За что?

Все еще не доверяю. И хоть глаза увидели, а уши услышали, сознание отказывается принимать. Я очень хорошо знаю свою девочку.

— Внук, теряешь хватку. Все написано: за неразглашение информации о семье. С таких станется помотать нервы и тянуть деньги. А теперь, когда всё выяснили, иди я тебя обниму.

Да нет же. Отступаю назад, оглушенный. Что-то здесь не так.

Хочу поговорить с Ксюшей. Да. Пусть в глаза мне всё скажет.

И не вяжется никак вопрос про Бинковскую с рассказом бабушки.

Дозваниваюсь до Тимура и прошу поминутно вспомнить их разговор. Раздолбай тянет слоги, словно только вылез из постели. А, может, и до сих пор в ней, судя по тихому смеху его Ульки. Мысленно прошу прощения у молодых, но мне сейчас важнее.

— Да не помню я. Однозначно, она при мне не плакала. Даже улыбалась. А что произошло-то у вас опять?

— Сам хочу понять. Ладно, потом.

Сбрасываю вызов, подъезжая к дому Милы. Плевать на время. От усталости и нервов уже ощутимо шатает, но я упрямо двигаю по лестнице. Звоню и барабаню в дверь.

— Я сейчас полицию вы…

Сонный мужчина таращит глаза.

— Вы кто? Ксюшу можете позвать? — Веду себя как быдло, наверное. Врываюсь в чужой дом. Потом извинюсь обязательно.

— Оксаны здесь нет. Я её, — он поворачивается к женщине позади, — да, наверное, с весны не видел.

— А Мила?

— Мила на сутках сегодня.

Мне любезно дают адрес, даже не спрашивая, зачем понадобилась их дочь. Какая безалаберность в наше время. Но думать об этом некогда.

Подъезжаю к станции скорой помощи и жду в машине, пока бригада вернется с вызова. Откидываюсь на подголовник, пытаясь еще раз разложить по полочкам инфу. Получается плохо. Если Ксюши нет у подруги, где она? На ум приходит только общага, но в это время туда не пустят. Придется ждать утра.

Не замечаю, как усталость берет свое и вырубаюсь.

Будит звук сирены. Подскакиваю, напрочь забыв, где нахожусь. Ежась выхожу и иду в уже знакомое помещение.

— Да только что вот снова выехали. Как же Вы пропустили?

Как-как? Проспал. Дебил.

— Во сколько смена заканчивается?

Получив данные заваливаюсь в машину на заднее сиденье. Предварительно убираю детские кресла.

Скоро выходные, надо найти Ксюшу, иначе что я скажу её сестрам?

Последнее, о чем думаю, проваливаясь в сон.

Звук будильника похож на звук бензопилы. Устало растираю лицо, потягиваю затекшие мышцы. Сейчас бы завалиться к Ксюше, прижаться к спинке… стоп, Егор. Всё это скоро будет. Последний рывок.

Милу караулю на улице. Чтобы уж наверняка. Выходит в компании, стараясь прошмыгнуть незаметно. Будь я в машине, пропустил бы.

— Мил, на пару слов. Пожалуйста, — прошу её.

Черт его знает, мой вид или голос действуют, но она что-то говорит сопровождающим и отстает. На меня, правда, не смотрит.

— Я тебе всё сказала. По телефону.

— Мил, — у меня нет сил даже улыбнуться. Хотя выглядит она забавно. Кулачки сжимает, в глазах… пытаюсь рассмотреть, но она упорно отворачивается. — Где Ксюша?

— Ты её не найдешь. Они с девочками уехали далеко.

— Но…

— Не надо, Егор. У вас разная жизнь. Не хочу с тобой разговаривать, потому что ты вряд ли поймешь слова. Но так, для своей совести… ты казался мудрым и… хорошим. Вон как семья за тебя переживает. Бабушка, невеста. Не надоело еще самому играть?

— Я… — еще раз пытаюсь вставить слово. Но Мила не дает.

— Иди, Егор. Не надо делать еще больнее. Ксюшка этого не заслуживает. Ей и так в жизни не повезло. Уходи. Хочешь что-то знать, поговори со своей Ириной Иосифовной.

— Я говорил, Мил. Говорил. Теперь ты послушай меня. Не знаю, что произошло, но выясню все. Никогда не играл с твоей подругой. Главное… — почему-то в этот момент доходят слова «уехала далеко». Сглатываю. — Ба сказала, она заплатила Ксюше. Это правда? Я видел расписку. Правда, что ребенок не мой? Что она взяла…

Не договариваю. И так понятно.

Мила молчит.

Смотрит.

А я, как приговоренный, жду ответ. Плохо режиссированный спектакль, участником которого являюсь поневоле.

— Я бы на твоем месте поверила бабушке.

Ксюшина подруга продолжает говорить. А я не слышу. Вижу, что ее губы шевелятся. А слов не разбираю. Как рыбка в аквариуме. Моя малышка наверняка бы пожалела одинокую рыбку.