Девочка Дракона - Юлия Четвергова
— Неужели ты не можешь хотя бы сделать вид, что тебе понравилась Карина и то гостеприимство, которое нам оказали? Ты посмотри, как она старается. — говорила мама спокойно, но постукивание пальцами перила, которые огораживали балкон, выдавало её раздражение с головой.
— Не могу. Она меня бесит. Она и её мамаша.
— И что же конкретно тебя взбесило, позволь узнать? То, что девочка готовила пасту своими руками, чтобы показать, что она может быть чудесной хозяйкой? Или то, что она пропускает мимо ушей твои огрызания, оставаясь милой весь вечер?
— Мам, мы же оба понимаем, почему они это делают. Им нужны наши деньги, вот и лезут из кожи вон. Смотреть тошно.
— Милый, в нашем мире ничего не обходится без денег.
— Я не хочу так. — выделил последнее слово. — Уже даже вижу наше будущее. Я постоянно в разъездах, лишь бы не видеть её преданное выражение лица, как у мопса, заливаю бытовуху и обыденность алкоголем и сплю с другими. А наши дети, твои же внуки, позволь заметить, страдают от того, что оба родителя несчастны.
— То есть, ты уже всё для себя решил? — неспешно выпустив дым из лёгких, мама перевела на меня проницательный, цепкий взгляд карих глаз. — С той замарашкой будет иначе?
— Не смей так о ней говорить. — вырвалось до того, как я успел прикусить язык.
Послышался тяжёлый вздох.
— Всё ясно. Хотя, на что я надеялась. Гены не пропить. — это был не первый наш разговор о моих настоящих родителях, но было также неприятно. До зубовного скрежета.
Раньше я более остро реагировал на попытку Элеоноры задеть меня через родителей, когда я вёл себя, мягко говоря, не очень примерно и достойно высокопоставленной семьи Грозовских. Сейчас я понимаю, что таким образом она пытается действовать методом «от противного», чтобы я стремился доказать обратное, но раньше…
Не думаю, что Элеонора понимала, что этими злыми словами делает только хуже. Да она и сейчас не понимает этого.
Если верить мимолетным упоминаниям из детства матери, её воспитывали в строгости. Жениха выбирал отец семейства, и Элеонора с малолетства знала, что выйдет замуж за Олега Грозовского. Поэтому я не удивлюсь, если её семья давила на ребенка таким же способом. Но это не отменяет того факта, что если на маленькую девочку метод от противного действовал, то на других он подействует с точностью, да наоборот.
Я не стал отвечать. Промолчал, проглотив ответные обидные слова. Буду выше этого. Да и я натворил достаточно, чтобы доказать приемной матери, что я сын своих родителей. И хотя Элеонора никогда напрямую не говорила, кем на самом деле были мои родители, по её небрежному тону и без того было ясно, что небогатые. А копать глубже не хотел, чтобы лишний раз не травить итак отравленную душу.
— Значит, это твоё окончательное решение?
Мама избегала говорить прямо, но я её понял без слов.
— Да. Можешь найти хоть мисс Вселенную, лучше неё не будет ни одной. Жалкие продажные куклы.
— Тогда закругляемся. Итак кучу времени потеряли. Но всё же, сын, я надеялась, что ты не настолько безнадёжен в этом плане и поймёшь, почему я так поступаю. — потушив сигарету, Элеонора больше ни минуты не стала задерживаться на балконе.
Как и в компании матери Карины и самой «невесты».
***
Она меня вытурила. Вытолкала в спину прямиком за дверь собственной квартиры. Как последнего дебила! Ещё и отчитать успела. А я, напрочь опешивший от гневной тирады и пощёчины Снежинки, даже и не пытался сопротивляться.
Я?! Боюсь?! Боюсь, что все узнают правду и меня сгнобят? Да плевать я…
И так и мысленно заткнулся, стоя посреди пустующего подъезда с обшарпанной голубой краской по бокам — пережиток Советского Союза — понимая, что Юля права. Еще как права.
Я уже настолько привык к статусу самого популярного мажора в университете, что и думать не думал о том, что может быть, если мои друзья и устоявшееся за последние годы окружение, узнают правду о том, что я приёмный.
И только теперь до меня допёрло, что там, на кладбище, я испугался своего прошлого, которое может всплыть, не потому, что это так сильно грозит родителям и их известной фамилии, а потому, что я сам испугался неизвестности. Как последний трус…
Права Снежинка… Мне не хотелось терять привычное расположение и лояльность к себе. Внимание.
Запустив руку в волосы, с силой сжал их, оседая прямиком на ступеньки.
Ещё и наговорил того, чего не планировал. Хотел же поговорить, как нормальный человек. И чёрт дёрнул ляпнуть про деньги. Предложить ей заплатить за молчание. Мне будто самому не хотелось верить до конца, что она настолько чиста. Хотелось доказать обратное, увидеть этот алчный блеск в глазах, который видел всегда, стоило лишь заикнуться.
Но увидел лишь злость и слёзы обиды.
Пощёчина заслуженная, ничего не скажу. И брошенные слова правдивы. Но страх того, что все узнают, пропал мгновенно, стоило просто осознать, что он был. Мне ведь всегда было плевать на мнение окружающих. Я делал то, что считал нужным, не стремясь быть популярным. Это пришло само.
Неужели, я настолько привык к жизни богатенького мажора, что стал таким же, как и они? Гнилым, продажным и трусливым? Прячущим скелеты в дальнем и пыльном шкафу?
Подъезд ответил глухим эхом, вторя моему тяжкому вздоху.
А ведь я так старательно бежал от всего этого. Доказывал всем, и в первую очередь самому себе, что я сын своих родителей, и деньги не имеют для меня никакого значения. Столько лет на это положил.
Банду сколотил в знак протеста. Занимался мелким криминалом, даже казино собственное открыл, лишь бы досадить приемным родителям и найти на мягкое место приключений. Чтобы вновь и вновь ощущать привкус адреналина. Словить дозу запретного.
А тут несколько лет в универе, безлимитная платиновая карта и всё. Сдулся. Забыл, что есть и другие люди. Не те, кто вешается на тебя из-за денег, или дружат лишь по этой причине. А настоящие, кто за тобой и в огонь, и в воду и по медным трубам. За любой кипишь, просто потому что им в кайф, точно так же, как и тебе.
А ведь и своих корешей я навещаю всё реже и реже. До того, как наведался в ангар со Снежинкой, уже и забыл, когда сидел с братанами в последний раз. Просто так, без причины. А ведь они ни слова мне не сказали. И даже косо не посмотрели за всё время.
Ехал домой
