Здравствуй, папочка Мороз! - Амелия Борн
– Да, конечно! – быстро подскочила она на ноги.
Когда дверь за ней захлопнулась, я безвольно опустилась на стул. Нарастающий ужас и боль смешивались с чувством вины. Я так отдалилась от Лени и Лины, что теперь даже не знала, позволят ли они мне быть рядом в такой момент. Захотят ли вообще со мной говорить? Да и знала ли Лина обо всем этом? Что, если нет? Как мне тогда себя вести?
От тяжелых размышлений отвлек стук в дверь. На ватных ногах я пошла в прихожую, уже понимая, кого увижу на пороге. Решительно смахнула слезы и натянула улыбку.
– Леня, – сказала, открыв, стараясь сделать вид, что все как обычно.
И едва не подавилась собственными словами. Потому что выглядел он действительно неважно.
– Нас прервали на днях, – перешел он сразу к делу. – Но я все же хочу знать, что ты надумала. Мне нужен твой окончательный ответ.
Я до боли, почти до крови, прикусила губу. Еще пару часов назад я прекрасно знала этот ответ. Единственно верный и честный. Но теперь… теперь все изменилось. Разве я могла так поступить с Леней, который всегда был со мной рядом в мои трудные времена? Ведь я же прекрасно знала – если откажу ему сейчас, это конец. Всему. И я никогда не смогу отплатить ему той же поддержкой, какую он когда-то оказал мне. Он мне не позволит. И как я потом сумею с этим жить?
Перед глазами пронеслось лицо Мельникова. Наша близость – да, именно близость, а не просто секс!, наш последний вечер, когда мне наконец все показалось простым и очевидным… Именно теперь, когда я готова была шагнуть навстречу будущему, я и не могла этого сделать. Просто не могла!
– Я тебе уже говорила, – постаралась ответить Лене твердо. – Для меня ничего не изменилось. Я уже выбрала… тебя.
Он посмотрел на меня с сомнением, потом, после недолгого молчания, произнес:
– И ты настолько в этом уверена, что даже готова… выйти за меня замуж?
По телу прокатилась волна ужаса. Будто стояла, занеся одну ногу над пропастью, и понимала – слишком поздно, чтобы отступать. Я все равно неминуемо сорвусь вниз.
«Леня умирает», – напомнил внутренний голос. А я могу хоть и ненадолго, но все же сделать его счастливым. Возможно, навсегда при этом потеряв шанс стать счастливой самой.
– Да, – не узнала я собственный голос. – Конечно, да.
Вечером того же дня, когда мы так славно провели время со Снежей и Митей, ко мне неожиданно прибыли… отец с Мариной. По правде говоря, такие визиты я не жаловал. И сразу, стоило только родственникам переступить порог моего дома, заподозрил неладное. На что имел полное право, учитывая, как сестра вела себя по отношению к Снежане все это время.
– Папа? Марина? – Я сложил руки на груди и вопросительно приподнял обе брови.
В планах у меня были душ, стакан кефира (кое-кто, похоже, становился трезвенником) и крепкий сон. Но, судя по тому, с какой решимостью отец отодвинул меня с прохода, очутился в прихожей и стал снимать обувь, я понял – задуманное вряд ли удастся осуществить.
– Сынок, мы ненадолго. Марина, заходи, – скомандовал папа. – Сестра хочет тебе кое-что сказать.
Только этого мне и не хватало! – мысленно взвыл я. Но раз уж приехали, будет глупым выпроваживать родственников в ночь.
– Если ненадолго – это хорошо, – проявил я «чудеса гостеприимства». – А то завтра кое-кому на работу.
Марина тоже разулась и проплыла мимо меня с царственным видом прямиком на кухню. Видимо, кефира хотелось не только мне.
– Слушаю, – кивнул, когда мы втроем устроились за барной стойкой, на которую я предварительно поставил три стакана двухпроцентного «Веселого дояра».
– Марина, говори, что хотела сказать, – сдерживая улыбку, сказал отец.
Сестра метнула на него не слишком довольный взгляд, но, мгновенно став «паинькой» (ага, так мы и поверили!) проговорила быстро:
– Я была неправа в отношении женщины, которая родила нам… то есть тебе, то есть… в общем, родила Митю.
– Ее зовут Снежана, – напомнил я.
– Да. И хотя считаю, что твоя партия с Лаймой, особенно после того, как она тебя простила…
– Марина! – грозно рыкнул отец.
Сестра поджала губы и тяжело вздохнула, как будто на плечах у нее лежала непосильная ноша. И она становилась все тяжелее с каждой минутой этого разговора.
– В общем, я предлагаю сделать так. Мы с мамой организуем ужин. Семейный. Хотим собраться все вместе, познакомиться с жен… со Снежаной. С твоим сыном.
– Хм. – Я сделал вид, что задумался.
И конечно, имел на это полное право. Ведь на то, чтобы испытывать сомнения в словах сестры, которая вдруг стала кроткой овечкой (во что я не верил, разумеется), у меня имелись самые, что ни на есть, очевидные факты.
– Последнее, чего я хочу – чтобы Снежана и Митя пострадали как бы то ни было. От неразумно сказанного слова. От попытки их как-то задеть или уколоть. Ты ведь это понимаешь, Марина?
Сестра вскинула на меня взгляд, в котором было что-то, чего я еще не видел. Какой-то затаенный страх, что ли. Интересно, с чем он был связан?
– Я понимаю. И мне действительно жаль, что я тогда так себя вела.
Нахмурив брови, я переглянулся с отцом.
«Потом объясню», – проговорил он одними губами.
– Хорошо. Я подумаю, когда нам лучше будет затеять этот семейный ужин. Обсужу это со Снежаной. У нее тоже есть дела, поэтому будем подстраиваться под всех, кто станет принимать участие в великом собрании, – усмехнулся я, давая понять, что Вьюгина не помчится, сломя голову, стоит ей только заслышать об ужине с моей семьей.
– Вот и договорились, – довольно улыбнулся отец. Допил кефир и поднялся из-за стола.
И тут меня осенило. Нет, даже не так! Я собирался дать весьма ощутимый повод для этой семейной встречи, помимо знакомства со Снежей и Митей. Пришлось даже сдержаться, чтобы не хлопнуть себя
