Владимир Лорченков - Свингующие пары
Это, знаешь ли, содомит латиноамериканский, когда ты готов любить легкую субстанцию, так называемую душу, объяснял я Диего.
Неважно, в скульптуре она, старце, юноше, или даже козе, говорил я.
Дамы фыркали, Лида гладила меня по голове, я поднимал вверх торжественно палец. Алиса, не уступая, толкала в бок Диего, и они над чем-то смеялись, сумерки за окном подступали к окну и прятали от нас парк, фразы становились все тише, магия вечера покрывала наши тела своими сетями все плотнее и гуще, вот уже и сил двигаться не хватало, я видел в окне отражения раскрасневшихся лиц, нескромные поглаживания, духовное единение… родство божества Платона, спрятанного в каждом из нас… кухня становилась похожа на картинку из фильма, когда ломается проектор, и изображение двигается все медленнее и медленнее, а потом и вовсе застывает… последние несколько образов менялись так медленно, как дагерротип… я думал позже часто – что мешало нам разойтись по разным комнатам парами в этот момент? Все ведь уже было ясно тогда? Но мы не сделали так, ни разу. Оброненная вилка, кашель прохожего, идущего мимо дома, резкий звук, чуть слышный вздох… Все оживало, и начинало двигаться вновь. Мы встряхивали головами, мы улыбались, даже Диего – самый нечуткий среди нас, – выглядел, как боец Одиссея, спасшийся от сна Цирцеи.
Разговоры становились еще громче, смех еще резче, и наступал второй вал веселья, как насмешливо называла его Алиса.
Тем не менее, я сумел освободиться от этой проклятой мамбы, сказал я Лиде лениво, представь себе, дорогая, договариваться пришлось чуть ли не с государственной инспекцией по ядовитым тварям…
Бедняжка так до сих пор и не понял, что это был безобидный полоз, сказала Алиса торжествующе.
Да-да, воскликнула она, и, хоть я и размахивал руками воодушевлено и протестующе, пролив немного коньяка на юбку Лиды, не сдала позиций. Похоже, так оно и было, с легкой досадой понял я.
Но главная особенность моего мужа состоит в том, что он придумывает реальность, и постепенно замещает ей ту, которая действительно существует, сказала Алиса.
Разве это не святой долг и почетная обязанность каждого писателя, сказал Диего.
Самое же удивительное в том, что ему это удается так хорошо… что со временем в эту его альтернативную реальность переселяются все, кого он желает туда подселить, сказала Алиса, слегка помрачнев. Прядь выбилась из гладко зачесанных и собранных в хвост волос, и из-за этого она выглядела очень молодо. Как первокурсница, впервые приглашенная старшекурсниками на вечеринку и взявшаяся отважно готовить коктейли и салаты.
Я любовался ей.
Иногда я думаю, продолжала Алиса, а не являемся ли мы все, в конечном счете, просто напросто такой же выдуманной моим мужем реальностью, как и все вокруг.
Только представьте… мы – выдумка этого чудовища, сказала она, и шутливо размахнулась в мою сторону полотенцем.
Диего поцокал языком, Лида, улыбнувшись, не стала утруждать себя походом в ванную, и вымыла руки в мойке, чем вызвала легкую тень презрительной улыбки у Алисы. Внезапно мне открылось все происходящее, и я увидел нас как бы со стороны. Маленькая модель дома – я видел такие в риэлтерских конторах, – в которой с пугающей дотошностью и аккуратностью изображены все детали, вплоть до плинтусов и рисунка плитки. И четыре фигурки на кухне модели дома, – открытой с одной стороны, чтобы вы могли видеть, как все будет выглядеть в будущем. Оно тоже открылось мне, но куда больше меня сейчас интересовало настоящее.
Моя жена испытывает в отношении моего писательства то же самое, что я – по поводу ее одержимости домом.
Наедине со мной она не понимает этого, и потому бесится, но в присутствии посторонних, осознает, насколько я хорош. Может быть, понял вдруг я, нам следовало бы просто-напросто начать жить с кем-то постоянно? Так оно и получается, думал я, рассматривая раскрасневшуюся Алису, которую Диего банально убеждал в том, что все мы в каком-то смысле чьи-то персонажи.
Вульгаризация божественной идеи, сказала Лида.
Вот она, болезнь новообращенных, сказал Диего.
Моя маленькая белая сучка стала большей католичкой, чем урожденная латиноамериканка, сказал он с любовью.
Я вдруг почувствовал, что и они в присутствии нас осознают свои лучшие стороны, и открывают друг друга по-настоящему. Мы были оливкой в коктейле для них, и наоборот. Лучше всего мы раскрываем вкус своего брака, лишь по-настоящему ощутив его в опасности, и ощутив рядом еще один брак. Так два корабля, идущие бок о бок, чувствуют не только поддержку и уверенность в том, что ты не один в этом мире без дна и границ, но и легкое чувство тревоги – почти неосознанное, – и страха того, что корпуса, соприкоснувшись, нанесут друг другу пробоины, и дело кончится катастрофой. Какие еще отношения связывали нас с Алисой с Диего и Лидой?
Мы были явными свингерами, тайными любовниками, и друзьями по умолчанию.
В следующую пятницу, сказал Диего.
Договариваетесь о вечеринке, похотливые засранцы, сказала Лида.
Да, совсем забыла сказать, что в пятницу у нас кое что будет, приходите с Алисой, сказала она мне, легко аннулировав приглашение Диего. С удовольствием придем, парировала из своего угла Алиса. Народу будет, сказал Диего. Если бы не необходимость принимать у нас эти разгоряченные толпы, я бы с удовольствием переселилась к вам, сказала через мужские головы Лида, и Алиса кивнула. Она, как мне показалось, приняла это предложение о мире. Уют, а у вас слишком много места, сказала она. Порой меня пугают эти потолки, сказала со смешком Лида, мне то и дело кажется, что из-под них вот-вот спустится ко мне какой-нибудь бог из машины.
Перепихнуться с парочкой девчонок из гостей, радостно сказал Диего.
Всегда готов спошлить, фыркнула Лида. Это у него мужское, сказала по-матерински опекая, Алиса, и Диего, заурчав, подставил голову, которую моя жена и погладила. В это время петух и зашевелился в углу. Кстати, мужчины, пора вам взяться за то, о чем вы столько нам рассказывали, сказала Алиса. Лида закивала головой и встала рядом с моей женой. Исчезло все, кроме пола. Сейчас они были две девчонки в первом классе, и сплотились против мальчишек, мы же с Диего, – слегка растерянные, нахохленные, неловкие, – были на другой стороне, в другом лагере.
