Берт Хэршфельд - Акапулько
— Так случилось, что мне нравятся местные рынки, — добавил он.
— Нравится процесс торга, я полагаю, — сказала девушка.
— Почему бы вам не назвать это жеребьевкой перед матчем? — ответил Форман, протянул руку и представился.
Она посмотрела на его руку и, в конце концов, быстро взяла ее.
— Меня зовут Беки.
— А вы просто смотрите или покупаете? — спросил их Форман.
Ответил Чарльз:
— Я хочу себе серапе.
— В конце этой улицы расположились индейцы. На мой вкус, у них неплохие серапе.
— Нам нужно не любое серапе, — ответила Беки. — К северу отсюда есть одна деревушка. Сан-Хуан-дель-Мар. Они делают классные вещи. Натуральная расцветка и ничего похожего на эти поддельные узоры.
Форман смиренно заметил:
— Я не специалист по серапе, но, может быть, вы сначала посмотрите у тех индейцев..?
— Конечно, — сказал Чарльз.
Беки пожала плечами и первой направилась вперед; глаза ее были опущены вниз.
У двух прилавков со сложенными серапе расположились на корточках четыре индейца, они о чем-то тихо переговаривались друг с другом.
— Buenas tardes, — начал Форман. Индейцы разом замолчали, с профессиональным интересом изучая трех американцев. Они встали.
— Мои друзья, — продолжал Форман по-испански, медленно подбирая слова, — ищут совершенно особенное серапе.
Сомбреро были сняты, и все индейцы расцвели улыбками. Один из них выступил вперед.
— Это очень особые серапе. Особая ручная работа. Особые цвета. Рисунок тоже особый. Вашим друзьям очень повезло, что они пришли к нам. У нас есть особые серапе. — Его улыбка стала еще шире, и он взглянул на своих компаньонов; те одобрительно закивали.
Оратор подал знак, и два индейца схватили большое серапе и развернули его перед покупателями. Их взорам предстал правильный, напоминающий картины Мондриана[83], геометрический узор, выполненный в оранжевых, черных и красных тонах.
— Очень особое серапе, señor.
— Это для туристов, — сказала Беки.
Форман согласился:
— Нет, нет. Мои друзья точно знают, что им нужно. Серапе, сделанное в деревне Сан-Хуан-дель-Мар.
— А-а…
— У вас есть что-нибудь, изготовленное в Сан-Хуан-дель-Мар?
— Trabajo de San Juan del Mar[84], — быстро перевел оратор своим друзьям. Он указал на невысокого смуглого мужчину. — Это Соледад. Он из этой деревни, поэтому его серапе точно сделано в Сан-Хуан-дель-Мар.
На свет было извлечено, развернуто и продемонстрировано покупателям с обеих сторон другое серапе. Форман, громко рассмеявшись, покачал пальцем. Индейцы, без всякого смущения, тоже разразились хохотом.
— Нет, — сказал Форман. — То, что мы ищем, должно быть простым и иметь натуральную расцветку.
— Sí, sí. Aquí tiene colores naturales. Sí[85].
На прилавок было вытащено третье серапе, с изображенной на ней птицей, вытканной черными, коричневыми и белыми нитками. Форман покачал головой и снова засмеялся. Индейцы сконфуженно переглянулись, но вскоре все они тоже смеялись. Уловка не прошла, но мексиканцы были рады сообразительности своего предводителя, а также довольны таким интересным и занимательным началом дня, который, не будь здесь этих чужеземцев, прошел бы скучно и обыкновенно. Большой американец был дружелюбным и симпатичным, даже несмотря на то, что так плохо говорил по-испански. И он пока не собирался уходить, так что сделка все еще могла состояться. Было развернуто еще одно серапе.
Именно в этот момент самый низенький из четырех мексиканцев выступил вперед. Глаза его были нацелены на наручные часы Чарльза, которые тот носил пристегнутыми к петле пояса своих джинсов.
— Сколько стоят такие часы, как эти? — задал вопрос индеец.
Форман перевел.
Чарльз поднес руку ко лбу:
— Я не знаю. Мой отец подарил их мне, когда я начал заниматься футболом в школе. Его ошибка. Через неделю меня вышибли из команды… Не знаю, около двух сотен монет, я полагаю.
Форман повернулся к индейцу.
— Они стоят очень много денег.
Индеец глубокомысленно кивнул.
— Я дам вашему другу за часы пятьдесят песо.
— Señor, эти часы очень дорогие, они стоят больше, чем двадцать хороших серапе.
Индеец изучающе вгляделся в лицо Формана и решил, что торг может продолжаться.
— Очень хорошо, семьдесят пять песо.
Форман перевел.
Чарльз ответил:
— Это был подарок.
— Часы были подарком, — сказал Форман по-испански.
Индеец внимательно осмотрел часы.
— О, так это, наверное, было очень давно. Все такое забывается. Я заплачу вам восемьдесят песо.
— Нет, señor, — ответил Форман. Чарльз и Беки начали уходить.
— Мое окончательное предложение, — крикнул им вслед мексиканец.
Форман приветственно поднял руку и последовал за Чарльзом и Беки. Индейцы позади них снова опустились на корточки и начали между собой какой-то серьезный разговор.
— Такое впечатление, что вы пришлись по душе этим индейцам, — осторожно заговорила Беки с Форманом, как будто опасаясь, что тот сможет воспользоваться мягкостью, которую она проявит по отношению к нему.
— Мне нравится торг, мена, — ответил Форман.
— Но мы же ничего не купили.
— Они к этому относятся так: не сегодня — значит завтра. Если не мы, то кто-нибудь еще. Эти рынки представляют как бы мексиканские традиции в миниатюре. И если не ждать от мексиканцев, что те будут действовать по-американски, рынки даже полезны.
— Как мой отец, — вступил в разговор Чарльз. — Если ты не похож в точности на него самого, он считает, что ты вроде какого-то свихнувшегося извращенца или даже хуже.
— А он хоть раз ходил на рынки?
— Вы что, шутите?! Он совсем другого склада человек. Акапулько для него источник всяких паршивых развлечений, он их просто обожает, всяких там куколок с загорелыми задницами. В его возрасте он мог бы по меньшей мере быть… ну, вы понимаете, — более сдержанным, что ли.
— Ты имеешь в виду — оставить девочек в покое?
— Ну, по крайней мере, вести себя соответственно своему возрасту.
— Как мне кажется, твой отец не намного меня старше, а мне все еще нравятся девочки, если мне будет позволено это заметить, — сказал Форман, поглядывая на Беки и улыбаясь.
— Ну, — мрачно заметила она, — вы не кажетесь мне таким старым.
— Вы здорово умеете находить общий язык с другими, — сказал Чарльз. — Вроде бы вам не безразличен человек, с которым вы говорите. Вы сразу просекли этих индейцев, и они поняли это. А отец только лабудой занимается. Он бы ни за что не стал разговаривать с этими местными по двум причинам. Во-первых, их преступление в том, что они индейцы, а во-вторых, еще большее, — в том, что они нищие.
