Роберта Джеллис - Вересковый рай
– Ну, он может надеяться, что я так упорно буду смотреть на юг, что не замечу, когда королевская армия проскользнет мимо моих постов на севере, – уточнил Ллевелин.
Саймон недоуменно взглянул на него, затем рассмеялся:
– Они не совершат такой глупости всего через два года после того, как вы остановили Генриха, вынудив его армию умирать от голода.
– Люди иногда предпочитают вспоминать события совсем не в таком виде, какими они были, а Генрих хорошо известен своей привычкой взваливать вину на других, вместо того чтобы смотреть правде в глаза. Я слышал, он утверждал, что только ошибки де Бурга, а не храбрость валлийских воинов вынудили его армию отступить.
– Да, это правда, – согласился Саймон, – но король злопамятен и крайне рассержен на Ричарда Пемброка, – тень скользнула по лицу Саймона. – Я никак не могу привыкнуть к тому, что мой граф Пемброкский, лорд Вильям, умер и теперь граф – его брат. Но Ричард – прекрасный человек.
– Сердце всегда тянется к самому близкому. Вы привыкнете, – сочувственно произнес Ллевелин, явно думая о чем-то другом. После короткой паузы он снова в упор посмотрел на Саймона. – Вам было бы лучше отправиться как можно скорее. Не берите с собой слишком много людей – ровно столько, сколько необходимо, чтобы безопасно путешествовать по стране, где назревает война.
Глаза Саймона сверкнули:
– Если меня в компании Ричарда застигнет атака королевских сил, надеюсь, вы не рассердитесь, если я окажу ему помощь?
– Каждый должен помогать хозяину дома, – торжественно произнес Ллевелин. – Я, разумеется, упрекну вас за легкомысленное желание нанести визит брату вашего прежнего господина в такое неспокойное время, но, думаю, что прощу вас. Молодые люди всегда легкомысленны, и никто не может ожидать от них большой прозорливости или сдержанности.
– Может быть, милорд, зная, что брат Ричарда был моим сеньором и что я интересуюсь этим предметом, вы могли бы прокомментировать для меня ситуацию, особенно то, что касается Гвинедда?
Услышав этот невинный вопрос, Ллевелин рассмеялся:
– Если бы меня спросили, я заметил бы, что крайне неразумно чужеземным войскам появляться в Уэльсе – с севера или юга. Это возбудит алчность населения, очень бедного, увы, а особенно молодых воинов, которые увидят в этом шанс завладеть добычей, которая не находится под защитой их господина. И если об этой защите не будет объявлено особо, едва ли что-нибудь сумеет удержать их. Пока я больше ничего сказать не могу.
Саймон был несколько разочарован тем, что не сможет привезти Ричарду более четких обязательств, но не подал и виду. В конце концов он был всего лишь посланником. Ни его возраст, ни ранг не позволяли ему давать советы принцу Ллевелину, и он не позволил себе обманываться кажущимся фактом, что Ллевелин порой вроде бы спрашивал его совета. Скорее всего принц просто проверял его ум и лояльность, чем действительно нуждался в рекомендациях. Поэтому Саймон безропотно принял легкий пренебрежительный оттенок, звучавший в словах Ллевелина.
– Тогда я отправляюсь, милорд. Сначала я должен заехать в Кроген за людьми. Вы найдете этой ночью меня там, если захотите передать еще какие-либо распоряжения.
– Не возбуждайте ожиданий, которые я не смогу оправдать, – бросил напоследок Ллевелин, хмуро взглянув на Саймона.
– Разумеется, милорд, – пообещал Саймон и, поклонившись, вышел.
Затем он остановился и велел слуге передать Сьорлу, своему капитану[5], чтобы воины готовились к выступлению через час, после чего направился в женские покои и спросил Рианнон. Она вышла к нему сама, осторожно ступая, преследуемая недовольными возгласами знахарки, которая лечила ее. Саймон подхватил ее на руки и вынес в сад, где они могли поговорить более-менее уединенно.
– Саймон, – предостерегла она его, – вы создаете себе врагов больше, чем необходимо.
– Меня все равно здесь не будет, чтобы встречаться с ними, – равнодушно ответил Саймон, – да я и не думаю, чтобы кто-нибудь еще не слышал, как я принес вас домой на руках. Разве это не дает мне право попрощаться с вами перед отъездом?
– Вы уезжаете к Пемброку?
– В Кроген за людьми.
– Значит, будет война?
– Не обязательно, – успокоил он ее, усаживая на скамейку возле клумбы. – Я пока только собираю отряд, чтобы без опасений путешествовать по местам, которые, похоже, кишат вражескими бандами, ищущими, у кого бы что отнять. Иностранные наемники не слишком щепетильны в вопросе, кого и что грабить.
Зеленые глаза Рианнон недоверчиво ощупывали лицо Саймона. Губы ее изогнулись в улыбке, но через лоб пролегли морщины беспокойства.
– Примерно так же выражается мой отец, когда хочет объяснить отправку боевых отрядов туда, где война еще не объявлена.
Саймон не удержался от усмешки из-за ее проницательности.
– Возможно, этим попахивает, но я знаю, что Ричард не хочет войны с королем Генрихом. Ричард клянется, что он не мятежник, а просто ищет справедливости. Он не станет атаковать королевские войска…
– Но он станет защищаться, полагаю, – отрезала Рианнон, – и вы поможете ему. – Она покачала головой и вздохнула. – Ладно, все эти слова я слышала уже не раз. До Крогена далеко, и я не должна удерживать вас. Езжайте с Богом, Саймон, и да благословят вас также Ану и Дану. Я буду молиться за вас.
– И я за вас, миледи. Рианнон, вы поедете домой к Кикве, не так ли?
– Да, как только смогу нормально держаться в седле. – Она протянула ему руку. – Когда бы вы ни приехали туда, вы будете желанным гостем.
Взяв ее руку, Саймон наклонился и поцеловал ее, а потом со вздохом выпрямился. Не говоря больше ни слова, он снова поднял Рианнон на руки и отнес к двери женских покоев, где осторожно поставил на ноги.
– Счастливого тебе пути, Саймон, – тихо и нежно проговорила она.
– И тебе тоже, госпожа моя. Береги себя. Я оставляю тебе свое сердце, и горе мне, если оно пропадет.
– Саймон… – воскликнула она, но он уже повернулся и ушел. – Я не хочу нести этот груз, – прошептала Рианнон, но никто ее уже не слышал, и она поняла, что протестовать бесполезно.
Она говорила, не задумываясь, и своим «тебе» подала ему надежду, которой не следовало подавать. Впрочем, все это не имело значения, сказала она себе. Она все равно не могла помешать Саймону любить ее, разве что сделав себя недостойной его любви. Но такой путь она даже не рассматривала. Она жестко напомнила себе, что не раз предупреждала его, что не отвечает за то, чего он хочет или что чувствует. Тем не менее мертвое тело Маллт и преступление Мадога были воплощенным укором ее легкомыслию и беспечности. Бесполезно успокаивать себя тем, что она не желала никому зла или что Маллт и Мадог – недостойные люди. Она явила себя беспечной и легкомысленной и с Саймоном, а его-то никак не назовешь недостойным.
