Энн Брашерс - Последнее лето - твое и мое
— Я этого не заслуживаю, — сказал Пол. — Понимаете, когда я вас увидел, то подумал, вы пришли мне что-то предложить. Игру Mets, билет на концерт или что-то типа того, что вы обычно предлагали. Теперь я понимаю, вы могли прийти, чтобы меня о чем-то попросить. Хотел бы я дать вам то, что вам необходимо.
Казалось, Итан на секунду положил трубку. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал несколько приглушенно.
— Спасибо, Пол. Очень признателен.
Глава девятнадцатая
ПЕЧЬ И ОГОНЬ
Когда к первому мая наконец-то потеплело, Пол вернулся в дом на Файер-Айленд. За четыре дня он прослушал более сотни альбомов. Он крутился во вращающемся кресле. Сидел на ковре. Много размышлял о Райли.
Он аккуратно запаковал для себя в коробку сорок два альбома — в основном те, что пробуждали воспоминания, вроде Джонни Митчелл[12], «Йана и Сильвии»[13], «Godspell»[14]. Он увидел обложку альбома Джонни Митчелл, на которой она изображена голой со спины. Он вспомнил, как пялился на нее в детстве. Он разыскал альбом песен дельфинов и китов и отложил его для Райли. Остальные он разложил по коробкам. Может быть, продаст их через Интернет на сайте «eBay» или кому-нибудь отдаст. Ему не хотелось больше возиться с вещами из музея Робби.
Пол выбросил семь мешков всякого хлама. Это принесло ему большое удовлетворение. Чем больше времени он проводил с вещами отца, тем менее далекими и менее ценными они становились. Он наловчился их выбрасывать. Все это напоминало ту фазу в отношениях людей, когда в присутствии другого человека вам становится настолько комфортно, что вы вполне можете вместе бездельничать. Было немного совестно прийти к такой ситуации с вещами отца, а не с самим отцом, но так получилось. Отца он потерял уже давно, вкусив от этого всю возможную горечь.
Эта вещь не переставала его удивлять. Он представлял себе, что большое горе питается каждым лучом света или порцией воздуха. На самом деле его горечь была сродни ботулизму. Для разрастания ей требовалась темная анаэробная среда.
Он поставил на проигрыватель саундтрек из фильма «Волосы». И вспомнил, как мама танцевала под мелодию «Впусти солнечный свет». Так это было одновременно радостно и грустно, что он сел и рассмеялся. Впусти солнечный све-е-т.
Как может человек так сильно измениться? Этот дом был некогда неприбранным и грязным. Гремела музыка, приходили и уходили друзья. Без сомнения, употреблялись наркотики. Вместо обеденного стола был стол для пинг-понга. Иногда они обедали за этим столом. Теперь здесь покрытое лаком красное дерево, три полки с фарфором, встроенные шкафы, заполненные бельем и настоящим серебром. Когда он вспоминал прежние волосы матери, то никак не мог их представить на ее теперешней голове. Они словно стали бесплотными. Они принадлежали прошлому.
Отец принадлежал тому времени и исчез вместе с ним. Некоторые люди вроде Лии легко меняются. Другие, как его отец, нет.
Хотя он родился слишком поздно, Пол с теплотой относился к прежним дням. Отчасти в этом была заслуга Итана, который многое ему рассказывал — в те времена, когда Пол привык его слушать.
Пол просмотрел фотографии и оставил почти все. На ранних снимках были университетские ралли и антивоенные акции. У отца, казалось, рубашка всегда была выпущена поверх брюк, длинные волосы доходили до пупа, и он обычно свисал с указательного столба или рычал прямо в камеру. С того времени, когда он попал в тюрьму, остались две вырезки из газет и фото для полиции — чтобы акцентировать этот момент. На фото он выглядел важным, как выпускник университета. Зато снимков с церемонии вручения дипломов не было. Его выгнали из университета задолго до окончания.
Некоторое время Робби жил в округе Колумбия. Он участвовал в выборной президентской кампании Джорджа Макговерна, ставшей одним из впечатляющих провалов. Ходили слухи, что три зимних месяца он жил в своем автомобиле и что его арестовали, когда он, развалившись на капоте автомобиля, покуривал травку. Сохранилась его фотография, на которой он носит рубашку-штендер перед Белым домом.
Подобно одному из «Битлз», Робби ездил в Индию, чтобы обучиться употреблению новых наркотиков, и привез домой на память несколько причудливых снимков. Вероятно, в то время его фактическая память взлетела до небес.
В конце семидесятых на музыкальном фестивале в Джорджии он познакомился с Лией. По дороге домой он приобрел у какого-то ремесленника из Виргинии знаменитые сандалии. Некоторое время они жили в Ист-Виллидж. На одной из свадебных фотографий беззастенчиво беременная Лия стоит с копной растрепанных волос. Руководитель церемонии был босоногим. Бабка и дед Пола не присутствовали.
Семидесятые подходили к концу. Даже похмелье почти прошло. Сохранилось несколько снимков маленького Пола после 1982-го, однако поток рисунков Робби, его сумасбродных стихов и текстов песен, написанных в наркотическом опьянении, иссяк. Не было больше политических памфлетов или вырезок из газет. Насколько Пол знал, после этого отец почти не покупал пластинок. Может быть, один или два джазовых альбома.
Полу говорили, что отец на время обращался к Богу, хотя он не знал в точности, когда именно. Отец заново открыл для себя альбом «Godspell», когда Пол был еще совсем маленьким. Пол даже не представлял себе, сколько песен помнит, пока не поставил пластинку. Ему стало грустно, особенно от сладкоголосого пения Иисуса, молящего Бога спасти людей. Грустно еще и потому, что не похоже было, чтобы Бог так уж сильно помог Робби.
Не зная в точности, почему, Пол чувствовал, что этот этап их жизни раздражал Лию.
На немногих сохранившихся снимках у отца были короткие волосы. Вид у него был исхудавший и немного смущенный. На большинстве он смотрел куда-то в сторону. Был один хороший снимок с Полом на плечах в зооуголке Центрального парка. Пол догадывался, что отец специально позировал, но все же снимок был удачным.
Примерно в то время они купили этот дом на побережье. Робби был знаком с супружеской парой коммунистов из «Виллидж войс», у которых был дом около залива. И вот Лия купила большой дом с видом на океан, Пол нашел фотографию, на которой был он сам, Райли и Робби. На другой все трое гордо держали на руках крошечную, визжащую Алису. По временам он забывал, что жизнь его отца пересекалась с жизнью Алисы, но так оно и было.
Пару лет спустя его родители купили дом в Бруклин-Хайтс. Лия выбрала его тоже из-за вида. Она заказала сделать обивку мебели сочетающимися по цвету и рисунку тканями. Особое значение она придавала приобретению специальной кухонной плиты. Раньше Пол думал, что это было после смерти отца, но, рассматривая снимки отца на кухне, он заметил эту плиту.
Итан говорил, что перед смертью отец в основном развязался с наркоманией. Он говорил, так часто бывает.
— Робби по-настоящему любил альтернативную культуру, — как-то однажды вечером, изрядно накачавшись пивом, сообщил Итан Полу и Райли. — Вам, ребятам, это понять трудно, потому что сейчас все по-другому. В наше время люди, бывало, говорили о войне, музыке и политике. Сейчас говорят об акциях и недвижимости.
Размышляя об этом, оглядываясь по сторонам — пусть даже не дальше своего дома и городка, — Пол начинал сочувствовать таким людям, как отец и Райли, — людям, которые не умели меняться. Восхищался ли он ими, потому что были верны себе, или жалел за то, что оставались позади?
В какой-то степени Пол был даже рад тому, что отец не дождался и не увидел того, что стало с его женой, этим домом, миром в целом.
Было начало мая, но установилась теплая и безоблачная погода. Райли захотела поехать — и, по сути дела, настояла на этом. Алиса в целом тоже хотела ехать, хотя в глубине души боялась мотива, побудившего Райли. Какая-то часть Алисы противилась тому, чтобы Райли имела шанс попрощаться — с чем бы то ни было.
На пароме они сидели на верхней палубе. Алиса поймала себя на том, что старается запомнить увиденное.
— Сюда весна приходит намного позже, — заметила Райли, когда они сходили на причал. Ветви деревьев опушились желтовато-зелеными почками, но листочки еще не распускались. Как только они причалили, Алиса пошла к «универсалу». Она загрузила туда сумки, радуясь, что Райли не пытается ей помочь.
— Я берегу силы, — важно заявила Райли.
Алиса рассмеялась, но не стала спрашивать, для чего сестра бережет силы.
Алиса рассудила, что один день они обойдутся без воды. Они могли бы писать в кустах или в здании ратуши, если она открыта. Однако буквально через час после приезда она оказалась под домом в болотных сапогах Райли, с гаечным ключом в руке и стала осматривать сеть груб. Райли выкрикивала указания, а Алиса пыталась их выполнять. У нее не было желания осваивать это дело. Она испытывала нечто вроде суеверного ужаса, но Райли не оставила ей выбора. Ей хотелось сказать Райли: «Не думай, что можешь уйти от ответственности».
